Все актеры, даже сама Луантэн, засмеялись. Не развеселилисьтолько двое: Шустров, который с серьезным видом покивал головой, да Фандорин –ему кривлянье показалось неприятным.

– А вот наша «субретка», Серафимочка Клубникина. Я ее увиделСюзанной в «Женитьбе Фигаро» и сразу пригласил в труппу.

Хорошенькая пухлая блондинка присела в быстром книксене.

– А правду говорят, что вы холостой? – спросила она –чертики в глазах так и запрыгали.

– Да, но скоро собираюсь жениться, – ровно ответил Шустров,не откликаясь на заигрывание. – Пора уже. Возраст.

Долговязая дама с костлявым лицом, скривив огромный рот,сказала громким сценическим шепотом (как пишут драматурги, «в сторону»):

– Отбой, Сима. Не по наживке рыба.

– Ксантиппа Петровна Лисицкая – «злодейка», – протянул в еесторону длань режиссер. – Так сказать, лиса-интриганка. Раньше выступала вкомическом амплуа, не слишком успешно. Но я открыл ее истинное призвание. Былау меня отменной леди Макбет, и в «Трех сестрах» очень хороша. Ее Натальязаставляет публику прямо-таки кипеть от ненависти.

– Жанр детской сказки тоже очень перспективен, – заметил наэто Шустров, следуя какой-то своей внутренней логике. Впрочем, он объяснил: –Снежная королева из вас может получиться. Страшная, малыши плакать будут.

– Мерси, – поблагодарила «злодейка» и церемонно провеларукой по волосам – будто нарочно зачесанным так туго, чтобы выставитьнесоразмерно большие уши. – Ой, слышите?

Она показала на окно. Там дружно что-то кричали женскиеголоса. «Сма-ра-гдов! Сма-ра-гдов!», разобрал Эраст Петрович.

Должно быть, поклонницы – надеются, что их идол выглянет вокно.

– Что они кричат? – Лисицкая сделала вид, будтоприслушивается. – «Ме-фи-стов»? Ей-богу, «Мефистов»! – И в радостном волненииповернулась к соседу. – Антон Иванович, московская публика оценила ваш талант!Ах, вы фантастически исполнили роль шулера!

Фандорин удивился – ослышаться было невозможно.

Тот, к кому обратилась злодейка-интриганка, носатый брюнет сизломанными кустистыми бровями, сардонически ухмыльнулся.

– Если бы популярность определялась талантом, а невнешностью, – он метнул недобрый взгляд на Смарагдова, – то и меня караулили быу подъезда. Однако как гениально ни сыграй Яго или Клавдия, цветами не осыпят.Эти удовольствия для бездарей со смазливой мордашкой.

С улыбкой прислушиваясь к крикам, премьер лениво протянул:

– Антон Иваныч, я знаю, вы начинаете входить в роль злодеяпрямо с утра, но сегодня спектакля нет, так что возвращайтесь в мир пристойныхлюдей. Или это уже невозможно?

– Умоляю, не ссорьтесь! – преувеличенно расстроиласьЛисицкая. – Это я виновата! Неправильно расслышала, вот Антоша и обиделся…

– Не расслышали? С вашими-то ушами? – съязвил Смарагдов.

«Злодейка» вспыхнула – стало быть, все-таки страдает из-занекрасивости, определил Эраст Петрович.

– Товарищи! Друзья! – Со стула поднялся круглолицый человекв кургузом пиджаке. – Ну перестаньте, право! Вечно мы ругаемся, вонзаем друг вдруга шпильки, а зачем? Ведь театр – это такое хорошее, доброе, красивое дело!Если не любить друг друга, если все время тянуть одеяло на себя, оноразорвется!

– Вот суждение человека, которому нельзя заниматьсярежиссурой, – сказал на это Штерн, кладя круглолицему руку на плечо. – Сядь,Вася. А вы все угомонитесь. Видите, Андрей Гордеевич, в каком сумасшедшем домея работаю? Так, кто у нас остался? Ну, это, как вы догадались, наш «злодей»Антон Иванович Мефистов, – довольно небрежно махнул он на брюнета. Ткнулпальцем в круглолицего. – Это Васенька – наш «простак», поэтому и псевдоним емуПростаков. К данному амплуа относятся роли верных соратников и симпатичныхнедотеп. В «Трех сестрах» он был Тузенбах, в «Гамлете» – Гораций… Вот и всятруппа.

– А Зоя? – раздался укоризненный голос Альтаирской. ЭрастПетрович не слышал его всего несколько минут, а уже по нему соскучился.

– Меня всегда забывают. Как малозначительную деталь.

Веснушчатая барышня, которая целовала героя Девяткина и отчувств сжала ему больную руку, произнесла эти слова с наигранной веселостью.Она была очень мала ростом – побалтывала не достающими до пола ногами.

– Виноват, Зоенька! Меа culpa! – Штерн ударил себя кулаком вгрудь. – Это наша чудесная Зоенька Дурова. Амплуа – «дура», то есть шутиха.Великолепный талант гротеска, пародии, дуракаваляния, – распинался он,очевидно, желая компенсировать свою промашку. – А еще она – несравненнаятравести. Играет хоть мальчиков, хоть девочек. Представьте себе, я похитил ееиз цирка лилипутов. Она там препотешно представляла обезьяну.

Шустров поглядел на маленькую женщину без интереса и сталсмотреть на Фандорина.

– У лилипутов я считалась переростком, а тут я недоросток. –Дурова взяла миллионера за рукав, чтобы он снова к ней обернулся. – Такаясудьба – меня вечно или слишком много, или слишком мало. – Она скорчилажалостную рожицу. – Зато я умею то, чего никто больше не умеет. У меня редкийслезный дар. Могу плакать не только двумя глазами, но и одним, на выбор.Правда, в моем амплуа слезы – не более чем средство вызвать смех. – Оназакашлялась – неожиданно хрипло. – Извините, много курю… Полезно, чтобы игратьподростков.

– Вот и вся труппа, – повторил Ной Ноевич, обводя рукой своевойско. – Так сказать, «вошедшие в ковчег». Господина Фандорина можете неучитывать. Он кандидат в драмотборщики, но в команду еще не зачислен. Покаместприглядываемся друг к другу.

А Эраст Петрович, собственно, уже пригляделся. У негосозрели первые предположения и, кажется, обрисовался круг подозреваемых.

Про роковую корзину он уже всё выяснил. Заказана в магазине«Флора» запиской с приложением пятидесяти рублей. Записка не сохранилась, да вней ничего особенного и не было, только указание прицепить карточку«Божественной Э. А.-Л.». Корзину мальчишка-рассыльный доставил в театр, где онадо конца спектакля простояла за кулисами, в капельдинерской. Проникнуть туда, впринципе, мог любой человек, даже и снаружи. Однако Эраст Петрович почти несомневался, что вчерашнюю мерзость подстроил кто-то из присутствующих. Вовсяком случае, представлялось целесообразным пока не рассеиваться на другиеверсии.

Климат в труппе знойный, всякого рода антагонизмов визбытке, но на роль «змеелова» годились не все.