в мою сторону, не издавал ни единого звука. Просто стоял и смотрел

на меня. Сколько это продолжалось – теперь не берусь судить. Через некоторое время я

решила, что могу уйти без ущерба для своей репутации. Повернулась спиной к этому

чудищу и стала подчеркнуто медленно спускаться с горы. Я чувствовала его взгляд где-то

на уровне своего затылка. Спокойным шагом благовоспитанного ребенка прошла по

берегу Лихоборки, дальше начинались высокие ивы. Больше он не мог видеть меня с

горы. Едва тень ив сомкнулась надо мной, как я рванула бегом что есть силы, рассыпая

малину из кружки. С одной стороны по-прежнему шумела река, с другой – дымились

наши бескрайние болота. Сзади мне чудился топот, пару раз показалось, что мое плечо

царапнула страшная рука. Сердце переместилось куда-то в горло. Я перебралась по трубе

через Лихоборку, почти ползком забралась наверх, где шумело Алтуфьевское шоссе, и

только тогда рискнула оглянуться. Над болотами, как всегда в дождливые дни, стелился

туман. Позади никого не было.

Тоже ведь чистой воды химера. Даже не химера – трусость. Чего я так испугалась тогда?

Ну человек, ну смотрел… Не все любят и умеют разговаривать с детьми, особенно

мужчины, и потом что значит «ему неоткуда было взяться»? Я-то ведь откуда-то взялась

там, где в общем –то совершенно нечего было делать маленькой девочке, да еще в

одиночку. И я бы, возможно, забыла эту непонятную историю, если бы за ней – этим же

летом – не последовала другая, тоже непонятная. На этом же обрыве, шагах в десяти от

того места – снова появился человек в чёрном плаще. На этот раз я была не одна, но

испугалась больше всех, потому что сразу вспомнила о предыдущей встрече. Мы

возвращались с банкой только-только выловленных в болоте прудовиков и тритонов – я,

ещё кажется, моя сестра, Маринка с третьего этажа и маленький Серёжка, каким-то чудом

увязавшийся за нами на болота. На берегу, под горой, оказалась распрекрасная лужа – и

мы просто не могли отказать себе в удовольствии запустить туда парочку наших

тритонов. Присев на корточки возле лужи и горячо споря о том, стоит ли отрывать

тритонам хвосты для повышения скорости, мы не сразу заметили, что на горе стоит

человек и смотрит на нас. «Смотрите!» – с ужасом крикнул кто-то из нас – и мы увидели

его. Он был в чёрном плаще, только плащ развевался на ветру. Совершенно не похож на

того, что встретила здесь я. На этот раз чудище выглядело более чем странно – с седыми

длинными волосами, в тёмных очках. Но плащ! Но место! А самое странное – он вёл себя

точно так же, как тот, первый. Не пытался заговорить, приблизиться. Просто стоял и не

сводил с нас глаз. «Похож на Паганеля» – отметила про себя я, только-только

посмотревшая по телеку «Детей капитана Гранта». Мы крупно дрожали, прижавшись друг

к другу, и смотрели на чудище на горе. Чем закончилась эта история – врать не буду, не

помню. Прошло всё-таки почти тридцать лет. Ясно одно: или он ушёл, или мы ушли.

Больше я не шлялась на гору и не пыталась выяснить, кто же там бродит в чёрном плаще.

Той же зимой мы переехали.

Конечно, я думаю, что все это простое совпадение. Мне легче думать так, чем заглядывать

за дверь с надписью «область таинственного». Но если это таинственное всё-таки есть,

если оно было… то почему явило себя лишь такими вот странными вспышками? Зачем,

для чего окликало?

НАСТЕНЬКА ПО-РУССКИ

Хочу вас спросить. Отчего мы порой так залихватски просто теряем по-настоящему

дорогих нам людей? Недавно читали с дочуркой книгу Анатолия Приставкина «Вагончик

мой дальний». Главные герои – детдомовские подростки – отчаянно любящие друг друга,

в конце концов расстаются, потому что все вокруг хотят их убить. Меня никто никогда не

пытался убить. Я сама, по своей воле, потеряла человека, которого любила. Да-да, эту вот

самую девушку с этой вот самой размытой фотографии – единственной нашей совместной

фотографии. Ничего другого у меня не осталось.

Мою преподавательницу немецкого в Кёльнском университете звали Анастасия Телаак.

Фрау Телаак. Поначалу я была плохой студенткой. Мне не давалась разговорная речь.

Прекрасно переводила самые сложные тексты, но, едва услышав немецкий язык вживую,

вздрагивала, как будто рядом выстрелили из крупнокалиберной винтовки. Дела мои шли

все хуже и хуже, потому что в первые месяцы в университете мы занимались, в основном,

разговорной практикой. Фрау Телаак скоро вообще перестала поднимать меня с места – не

хотела смущать при других студентах. Я заметно приуныла. Кто хоть недолго был

отличником, тот понимает, каково это – вдруг оказаться в самом хвосте. Все мальчишки в

нашей группе были чуточку влюблены в кудрявую темноглазую фрау Телаак, все

девчонки хотели с ней подружиться. Я, как ни смешно, тоже этого хотела, но трезво

оценивала свои шансы. Зачем и для чего тридцатилетняя, юморная, привыкшая к

всеобщему обожанию преподавательница Кёльнского университета станет дружить с

застенчивой рыбой-неулыбой вроде меня? И для чего ей малявка младше на десять лет?

Нет, я привыкла здраво смотреть на вещи. Пусть другие студенты дружат с этой

неукротимой кудряшкой, пусть пишут ей письма после универа, пусть шляются вместе в

кафе. Моё дело – заговорить по-немецки. Иначе я буду чувствовать себя проигравшей.

Мой звездный час наступил, когда у нас начались этюды. Проще говоря, словесные

разглагольствования на самые разнообразные темы. «Вот… – сказала однажды фрау

Телаак, смешно нахмурив тонкие брови, – А сейчас вы все напишете письмо какому-

нибудь человеку. До конца занятий двадцать минут – уйма времени. Начали!» Я написала

письмо Анастасии. Оно начиналось со слов: «Вы похожи на лес – горячий, как слёзы…»

дальше уже не помню, но ведь писать письма – это проще, чем говорить на иностранном

языке. Я заливалась, как десять соловьёв. Удивлённая фрау Телаак поставила мне высший

балл с тремя плюсами. И с тех пор я часто ловила на себе ее взгляд ее веселых, совсем не

по-немецки черешневых глаз.. . Что, взяла, куколка? То-то. Фрау Телаак часто теперь

зачитывала мои сочинения всей группе, после чего возвращала их мне с отметками на

полях: «великолепно», «замечательно», « я тоже так думаю», ну и все в этом роде. Я не

утерпела и оттащила тетрадки к пожилой и славной фрау Вибе из Института славистики,

курировавшей наш студенческий обмен и меня лично. « Ви прилежная девочка, -

похвалила меня фрау Вибе. ( она прекрасно говорила по-русски и