Но Джералду, который, женившись на Эллин, не помнил себя отсчастья, и этого было довольно. И если какая-то частица ее души была мертва длянего, он никогда от этого не страдал. Джералд был достаточно умен, чтобыпонимать: если он, небогатый ирландец, без роду без племени, взял в женыдевушку из самого богатого и родовитого семейства на всем побережье, — этопочти что равносильно чуду. Ведь он был никто, человек, выбившийся из низов.Джералд О’Хара эмигрировал из Ирландии в Америку, когда ему едва исполнилсядвадцать один год. Отъезд был скоропалительным, как случалось не раз и сдругими добрыми ирландцами и до него и после. Он уехал, без багажа, с двумяшиллингами в кармане, оставшимися после оплаты проезда, и крупной суммой, вкоторую была оценена его голова, более крупной, на его взгляд, чем совершенноеим нарушение закона. Ни один оранжист, еще не отправленный в ад, не стоил вглазах британского правительства, да и самого сатаны, ста фунтов стерлингов; ноесли тем не менее правительство приняло так близко к сердцу смерть земельногоагента какого-то английского помещика, давно покинувшего свое поместье, этозначило, чти Джералду О’Хара надлежало бежать, и притом побыстрее. Правда, онобозвал земельного агента «оранжистским ублюдком», но это, по мнению Джералда, ещене давало тому права оскорбительно насвистывать ему в лицо «Воды Война».

Битва на реке Войн произошла более ста лет тому назад, нодля всех О’Хара и любого из их соседей этого промежутка времени как бы несуществовало, словно только вчера их мечты и надежды, вместе с их землями исостоянием, были развеяны по ветру в облаках пыли, поднятых копытами конятрусливого Стюарта, бежавшего с поля боя, оставив своих ирландских приверженцевна расправу Вилли Оранскому и его оголтелым наемникам с оранжевыми кокардами.

По этой и многим другим причинам семья Джералда не почланужным рассматривать трагический исход вышеупомянутой ссоры как нечтозаслуживающее серьезного внимания — помимо, разумеется, того, что он могповлечь за собой серьезные последствия для них. На протяжении многих лет семьяО’Хара, подозреваемая в тайных антиправительственных действиях, была на дурномсчету у английских констеблей, и Джералд был не первым О’Хара, спешнопокинувшим родину под покровом предрассветных сумерек. Он смутно помнил своих двухстарших братьев Джеймса и Эндрю, молчаливых юношей, порой неожиданнопоявлявшихся ночью с какими-то таинственными поручениями, порой исчезавших нацелые недели — к неизбывной тревоге матери — и сбежавших в Америку много летназад, после того как на скотном дворе О’Хара под полом хлева был обнаруженнебольшой склад огнестрельного оружия. Теперь оба они стали преуспевающимиторговцами в Саванне («Одному господу известно, что это за город такой», —со вздохом говаривала их мать, вспоминая своих старших отпрысков мужскогопола), и молодого Джералда отослали к ним.

Мать наскоро поцеловала его в щеку, жарко прошептав на ухослова католической молитвы, отец же напутствовал его так:

«Помни, из какой ты семьи, и не позволяй никому задиратьперед тобой нос». И с этим Джералд покинул родной кров. Пятеро высоченныхбратцев одарили его на прощание одобрительно-покровительственными улыбками, ибоон был в их глазах еще ребенком, да к тому же единственным недомерком в этомплемени рослых здоровяков. Отец и все пять братьев были крепкого сложения иболее шести футов росту, а коротышка Джералд в двадцать один год уже знал, чтогосподь бог в своей неизреченной мудрости отпустил ему всего пять футов ичетыре с половиной дюйма в длину. Но Джералд никогда не позволял себе на это сетоватьи — такой уж у него был характер — отнюдь не считал, что низкий рост может бытьдля него в чем-либо помехой. Скорее, даже особенности телосложения и сделалиего тем, чем он стал, ибо еще на пороге жизни он познал одну истину: маленькийчеловек должен быть крепок, чтобы выжить среди больших. И в этом качествеДжералду отказать было нельзя.

Его рослые братья были немногословными, мрачноватымипарнями. Утрата былого величия их славного рода подспудной злобой жгла их душии прорывалась наружу язвительными дауточками. Будь Джералд таким же здоровеннымверзилой, как они, он тоже пошел бы по темному извилистому пути всех О’Хара,примкнув к тайным мятежникам. Но Джералд был горячая голова, «задира игорлопан», по выражению его нежной матушки, чуть что — лез с кулаками, и егобуйный нрав каждому мгновенно бросался в глаза. Он держался со своими могучимибратьями как маленький, но храбрый бойцовый петух среди крупнопородистыхпредставителей птичьего двора, и братья любили его и добродушно поддразнивали,забавляясь его яростью, а иной раз и поколачивали, чтобы он не слишком все жезабывался и знал свое место.

Если запас знаний Джералда, с которым он прибыл в Америку,был весьма скуден, то сам он, вероятно, об этом не подозревал. Да и не придалбы значения, открой ему кто-нибудь на это глаза. Мать научила его чтению иписьму и выработала у него хороший почерк. Арифметика далась ему легко. И наэтом его образование оборвалось. Латынь он знал постольку, поскольку могповторить за священником, что положено повторять во время католической мессы, аего познания по истории ограничивались всевозможными фактами попрания исконныхправ Ирландии. Из поэтов он знал только Мура, а по части музыки мог похвалитьсянедурным знанием старинных ирландских песен. Питая искреннее уважение к людям,получившим хорошее образование, он, однако, ничуть не страдал от недостаткасобственного. Да и на что оно ему было в этой новой, стране, где самыйневежественный ирландец мог стать большим богачом? В стране, где от мужчинытребовалась только сила, выносливость и любовь к труду.

Джеймсу и Эндрю, пристроившим его у себя в лавке в Саванне,тоже не приходилось сокрушаться по поводу его необразованности. Его четкийпочерк, точность в подсчетах и хорошая торговая сметка вызывали к немууважение, в то время как вздумай он похвалиться какими-либо познаниями по частилитературы или музыки, его подняли бы на смех. Америка в те годы была ещегостеприимна к ирландцам. Джеймс и Эндрю, поначалу гонявшие фургоны с чужимитоварами из Саванны в глубь Джорджии, преуспев, обзавелись собственнойторговлей, и Джералд преуспевал вместе с ними.

Американский Юг пришелся ему по вкусу, и мало-помалу он сталюжанином в собственных глазах. Кое в чем Юг и южане оставались для негозагадкой, но он со свойственной ему цельностью и широтой натуры принял ихтакими, как он их понимал, принял их взгляды и обычаи: скачки, покер, дуэльныйкодекс, страсть к политике, ненависть к янки, Права Юга, рабство и властьКороля Хлопка, презрение к «белой рвани» — к белым беднякам, не сумевшимвыбиться в люди, — и подчеркнуто рыцарское отношение к женщинам. Он даженаучился жевать табак. Учиться поглощать виски в неумеренных количествах нехмелея ему не было нужды — он владел этим даром от природы.

И все же Джералд оставался Джералдом. Образ его жизни ивзгляды претерпели изменение, но менять свою манеру поведения он не стремился,даже если бы это было ему под силу. Он отдавал должное томной элегантностибогатых хлопковых и рисовых плантаторов, приезжавших в Саванну из своих увитыхплющом резиденций, гарцевавших по улицам на породистых лошадях, эскортируяэкипажи не менее элегантных дам, за которыми катили фургоны с черной челядью.Однако самому Джералду элегантность не давалась, хоть умри. Протяжный ленивыйговор приятно ласкал ему слух, но его собственный язык не был для этогоприспособлен, и речь Джералда по-прежнему звучала резко и грубовато. Емунравилась небрежная грация, с какой богатые южане заключали крупные сделки илиставили на карту раба, плантацию, целое состояние и расплачивались за проигрыш,ни на секунду не теряя хорошего расположения духа, так же легко и беспечно, какшвыряли мелкую монетку негритенку. Но Джералд, знавший в жизни нужду, не могневозмутимо и благодушно относиться к денежным потерям. Они были славный народ,эти южане с прибрежных плантаций — нежноголосы, горячие, забавные в своихнепостижимых прихотях: они нравились Джералду. Но молодого ирландца, явившегосясюда из страны холодных влажных ветров. Дующих над повитыми туманом топями, нетаящими в себе тлетворных миазмов, отличала такая крепкая жизненная хватка,какая и не снилась высокомерным отпрыскам благородных семей из краятропического солнца и малярийных болот.