Он перенимал у них то, что считал для себя полезным, иотбрасывал остальное. Он открывал, что покер и ясная голова во хмелю могутсослужить неплохую службу, и пришел к заключению, что покер — одно из самыхполезных изобретений южан. Вот эта его врожденная смекалка в карточных играх испособность легко поглощать золотистое питье и принесли Джералду два самыхдрагоценных приобретения — его плантацию и его черного лакея. Третьимдрагоценным приобретением была его жена, но за нее он мог благодарить лишьнепостижимую милость господа бога.

Лакей по имени Порк, ослепительно черный, вышколенный,исполненный чувства собственного достоинства, знающий толк во всех тонкостяхпортняжного искусства и элегантности, перешел во владение Джералда в результатезатянувшейся до утра партии в покер с плантатором с острова Сент-Саймон,умевшим не менее стойко блефовать, чем Джералд, по проявившим меньшую стойкостьпо части новоорлеанского рома. И хотя прежний владелец Порка хотел потомоткупить его обратно и предлагал двойную цену, Джералд отказался наотрез, ибообладание первым в его жизни рабом, да к тому же еще «лучшим, черт подери,лакеем на всем побережье», явилось важным шагом на пути к исполнению егозаветной мечты — стать и землевладельцем и рабовладельцем.

Он уже давно пришел к решению, что не будет, как Джеймс ИЭндрю, всю жизнь заниматься торговлей и просиживать ночи при свечах, подбиваяитог под колонками цифр. Не в пример братьям, он остро чувствовал своего родасоциальное клеймо на тех, кого именовали здесь «торговым людом». Джералд хотелстать плантатором. Выходец из семьи ирландских арендаторов, некогда владевшейпахотными землями и охотничьими угодьями, он страстно желал насладиться видомзеленеющих акров собственных возделанных полей. Целеустремленно и безоглядно онмечтал о собственном Доме, собственной плантации, собственных лошадях,собственных рабах. И здесь, в этой новой стране, не ведающей двух главныхопасностей, которые подстерегают землевладельца у него на родине, —налогов, пожирающих весь доход от урожая, и неизбывной угрозыконфискации, — он намерен был воплотить в жизнь свою мечту. Но шли годы, ион понял, что честолюбивые замыслы — одно, а осуществление их — нечто другое.Местная земельная знать оказалась крепостью, проникнуть внутрь которой у негоне было никакой надежды.

И тут рука Судьбы и рука карточного игрока преподнесли емукусок земли, который он впоследствии нарек Тарой, и подвигли его тем самымперебраться с побережья в глубь Северной Джорджии.

Однажды теплой весенней ночью в одном из салунов Саванны доушей его случайно долетели слова какого-то незнакомца, заставившие его сразуобратиться в слух. Незнакомец, уроженец Саванны, только что возвратился вродной город после двенадцати лет; проведенных в глубине штата. Он былучастником земельной лотереи, организованной штатом с целью поделить на участкиобширную территорию Центральной Джорджии, уже очищенной от индейских племен загод до того, как Джералд прибыл в Америку. Человек этот отправился туда иосновал плантацию, но дом, который он себе построил, сгорел, «проклятое этоместо» ему осточертело, и он был бы рад поскорее сбыть его с рук.

Джералд, никогда не расстававшийся с мечтой приобрестисобственную плантацию, представился незнакомцу и с возрастающим интересом сталслушать его рассказ о том, что на север штата хлынули переселенцы из обеихКарелии и Виргинии. Джералд уже достаточно давно жил на побережье, чтобыусвоить характерный для местных жителей взгляд на остальную часть штата как нанепроходимую лесную чащу, где за каждым деревом прячется индеец. Правда, поделам своих братьев он поднимался на сотню миль вверх по реке Саванне, побывалв Огасте и в старых городах еще дальше к западу. Он знал, что эта часть штатане менее заселена, чем побережье, но по рассказам незнакомца выходило, что егоплантация расположена более чем в двухстах пятидесяти милях к северо-западу отСаванны, немного южнее реки Чаттахучи. Джералд считал, что земли к северу отэтой реки еще заселены индейцами племени чероки, и поэтому был очень удивлен,когда незнакомец стал рассказывать, какие на этих новых землях возникли процветающиегорода и поместья, и посмеялся его вопросу — не тревожат ли их индейцы?

Через час беседа начала увядать, и тогда Джералд, уставив нанезнакомца невиннейший взгляд ярко-голубых глаз и затаив на дне душиковарнейший умысел, предложил составить партию в покер. Текли ночные часы, истаканы бессчетно наполнялись и опустошались, остальные игроки мало-помалувыходили из игры, и лишь Джералд продолжал сражаться с незнакомцем уже один наодин. Незнакомец двинул на середину стола все свои фишки и прикрыл их сверхукупчей на плантацию. Джералд тоже двинул все свои фишки, а поверх них бросилбумажник. Тот факт, что содержимое бумажника являлось собственностью фирмыбратьев О’Хара, не слишком обременял совесть Джералда, и каяться в своем грехезавтра перед утренней мессой он не собирался. Джералд знал, чего хочет, а вэтих случаях он всегда шел к цели напролом. К тому же он крепко верил в своюзвезду и в то, что кривая вывезет, а потому даже не задумывался над тем, чем онбудет отвечать, если партнер еще повысит ставку.

— Не стану утверждать, будто вам достался в руки клад,а как подумаю, что мне не надо больше платить налогов, так прямо гора сплеч, — сказал обладатель каре в тузах и крикнул, чтобы подали перо ичернила. — Дом сгорел год назад, поля заросли кустарником и молодойсосновой порослью, но, так или иначе, теперь это ваше.

— Никогда не мешай карты с виски, если ты не всосалирландский самогон с материнским молоком, — наставительно сказал ДжералдПорку в то утро, когда лакей помогал ему отойти ко сну.

И слуга, исполненный восхищения своим новым хозяином и уженачавший даже перенимать его ирландский акцент, ответствовал, как положено, натакой смеси местного наречия с говором графства Мит, что это озадачило былюбого, кроме них двоих.

Илистая река Флинт, молчаливо проложившая себе путь междувысокими темными стенами сосен и черных дубов, оплетенных диким виноградом,принимала в свои объятия новоприобретенных владения Джералда, омывая их с двухсторон. Глядя с невысокого холма, где когда-то стоял дом, на живуютемно-зеленую стену, Джералд испытывал приятное чувство собственничества,словно он сам возвел эту ограду вокруг своих владений. Он стоял на почерневшемкаменном фундаменте сгоревшего дома, скользил взглядом по длинной аллее,тянувшейся от дома к проселочной дороге, и про себя чертыхался от радости,слишком глубокой, чтобы он мог выразить ее словами благодарственной молитвы.Эти два ряда величественных деревьев принадлежали ему, и эта заброшеннаялужайка, заросшая сорной травой по пояс, и эти еще молоденькие магнолии,осыпанные крупными белыми звездами цветов. Невозделанные поля с поросльюкустарников и проклюнувшимися из красной глины молоденькими сосенками,раскинувшиеся во все четыре стороны от этого холма, принадлежали ему, ДжералдуО’Хара, который, как истинный ирландец, умел пить не хмелея и не боялся, когданадо все поставить на карту.

Закрыв глаза, Джералд вслушивался в тишину этих еще неразбуженных к жизни полей: о» знал, что обрел свое гнездо. Здесь, на этомместе, где он стоит, подымутся кирпичные, беленные известкой стены его дома.Там, по ту сторону дороги, возникнет ограда, за которой будет пастись хорошооткормленный скот и чистокровные лошади, а красная земля, покато спускающаяся квлажной пойме реки, засверкает на солнце белым лебяжьим пухом хлопка — акрамихлопка! И слава рода О’Хара заблистает снова!