Вдохновившись перспективами, я отписала Элле длинное послание, отдельно упомянула признательность по поводу того, что среди многих дел Антон нашел нужным вспомнить конторскую вышивку, кстати, а где она сейчас? На последний вопрос Элла затруднилась ответить, и пообещала разузнать, в крайнем случае исполнить копию, станок с материалами она привезла из Москвы, и отлично помнит рисунок с готическими буквами.

Я ответила, что не настаиваю ни на чем, а на воспроизведении – ни одного раза, как у них говорится. Но Элла в свою очередь поняла тему буквально и поклялась, что в ближайшее время выяснит судьбу экспоната либо сделает достойную копию. На этом пункте переписка сошла на нет, и оставалось ждать известий от Алекса Гардена, а в худшем случае – получение копии гобелена с шокирующей надписью.

Я не припоминала, чтобы у Гардена-Коваленкова имелось в наличии хоть какое-то чувство юмора, и опасалась, что милая шутка насчет торговли честью и совестью могла его покоробить вплоть до того, что дело, им затеянное, пролетит мимо меня, как известная фанера над Парижем. Отчего я вспомнила именно её, не в курсе, наверное нечто в образе Гардена навеяло давнюю лексическую конструкцию, не иначе.

Однако волноваться долго не пришлось. Недели полторы или чуть менее того, в одно пасмурное весеннее утро я открыла почту, на полях мигало уведомление, что пришло письмо с вложением. Отправление получилось из офиса Гардена, а вложением оказалось собственное отправление, то бишь последняя порция мозаичного романа о приключениях «Потерянной Зари», но с комментариями, отнюдь не моими. Письмо от Гардена, предпосланное вложению, было вежливо, однако сухо до чрезвычайности, в основном предлагало заглянуть в конец истории, далее сообщить свои соображения, желательно поскорее.

Комментарий читался так:

«Не знаю, зачем вы, барышни, переписываетесь таким странным способом, дело не мое, а исключительно ваше. Сначала я пересылал персональные фотосессии, теперь знакомился с записками на ту же тему. Не скажу, что много чего понял или получил удовольствие, однако я не эксперт в этих делах. Но прочитал по настоятельной просьбе и вынес некоторые соображения.

Первое. Обнаружил, что ваши познания в известных делах превысили допустимую норму, извините, если неловко выразился. Следовательно, приходится с вами считаться. Второе. Выяснил, что вы имеете способность передать реальные факты в таком виде, что похоже на правду, но переделано и приукрашено, я оценил. К тому же понял, зачем нужна была фотосессия, до того думал, что вы вдвоем маетесь дурью, прошу извинить за непарламентское выражение.

Теперь третье, самое существенное. Это деловое предложение лично к вам, уважаемая Екатерина Дмитриевна. Возьметесь ли вы сочинить еще одну историю, более или менее художественную, но правдоподобную и подходящую для рекламной кампании перед выходом на рынок. Что-то вроде пресс-релиза, где и как были найдены упоминаемые товары. Вариантов может быть несколько, но главным должно быть следующее. Можно сочинять что угодно, но чтобы власти (включая отечественные), не прицепились с претензиями насчет вывоза национальных богатств и не потребовали лишних налогов. То есть нужна запутанная история, но достаточно убедительная. Если возьметесь и у вас получится, то можете располагать упомянутыми 3-мя (тремя) штуками по вашему усмотрению. С ними можно войти в состав компании и повысить капитализацию общих активов. Подумайте тщательнее, и сообщите, что надумали.

С полным уважением Алекс Гарден

Да, не упоминайте идиотской клички «Алексис» ни в каком виде, это единственное требование. Остальное по вашему усмотрению».

Пришлось прочесть послание пару раз и еще перечесть для верности, пока не убедилась, что ничего не померещилось от избытка воображения. Потому что сказать, что я была удивлена – значило не сказать ничего. Одно дело: игры с виртуальной Ольгой в литературу-трэш, но совсем иное – поставить их на коммерческую основу с участием серьезного малого Коваленкова, ставшего дельцом по имени Гарден.

Отвлекаясь от невозможной формы предложения (это простительно, если учесть реальное раздражение делового человека, вынужденного участвовать в неприличном карнавале), следовало признать, что мне выдали то, чего я смутно желала, но не могла сформулировать. А именно, дальнейшее участие в истории, каковая занимала меня если не на «заре туманной юности», то в ранний период жизни, томила нерешаемыми загадками, дразнила множественными финалами, но не разрешалась, хоть умри на месте.

Однако думать следовало как можно более тщательно, как рекомендовал Алекс Гарден, хотя запрещал звать себя Алексисом. Отчего бы, собственно? Но не важно. Тщательное обдумывание выявило некоторые реперные точки, хотя очень мешало желание тут же задать контрагенту Гардену несколько провокативных вопросов. Сколько у него этих камней? Откуда на самом деле они взялись в товарном количестве? ведь не 6 (шесть) же их штук на самом деле, для пресс-релиза маловато. а также имеется ли среди них реальная «потеряшка», или она ушла с аукциона? (Как мы с другом Валей не совсем серьезно предположили ранее.)

Понимая, тем не менее, что спугнуть Гардена будет легче легкого, а вернуть доверие станет долго и дорого, я с трудом воздержалась и стала формулировать указанные точки исключительно для себя. Очень тщательно.

Первой точкой стал знаменательный вопрос: «Где?» Если предположить, что Гарден в компании с Ольгой и девочкой расшифровали «палимпсест профессора Кнолле» и отыскали возможность собрать оставшиеся в земле камешки (а то зачем бы Ольга поименовала свое сочинение «Озером сокровищ»), то где это было?

Никакие практические выводы не могли быть установлены на основании трэш-сочинений – этот факт пришлось зарубить себе на носу и постоянно напоминать. Ольга могла толковать реальность, как заблагорассудится, отчасти для того, чтобы скрыть реальное местоположение источника богатств. Выбор на самом деле был весьма небогат, в России или вовне её, однако радикален, поскольку вел к разным выводам и последствиям, что было обнаружено в прошлом (см. выше на всем протяжении, Е.М.).

Разве что упоминание профессора Готфрида или Готвальда в рассказе Любы Марцевич, который она принесла в издательство «Факел», давало основание думать, что находка произошла вне пределов Российской Империи в середине позапрошлого века, а профессор Кнолле отыскал богатство вторично на заре прошлого. В этой точке обе истории достаточно сходились и нарратив сшивался более или менее прилично, если вспомнить советскую версию поисков, о ней поведало постороннее лицо, что служило подтверждением истинности. А именно Наташа Чистоклюева, она же Ильинская.

Помнится довольно смутно, что эта порция сведений навела на меня пришествие безумца и дальнейшее признание Кирилла Аврорского, которого на том застукали, и ему пришлось каяться во всю ивановскую. Иначе никакой дальнейшей истории просто не случилось бы… Занятно.

Вот так, распутывая