Верней содомировал Доротею и кончил в третий раз, лаская ягодицыплемянника, которого он не переставал возносить до небес.

— Теперь отобедаем, друг мой, — обратился Верней кбрату, — пора восстановить силы. Говорят, пьяницы знакомятся только сбокалом в руке, а вот сластолюбцы должны делать это с членом в заднице: ничегоне поделаешь — такова наша участь.

После обильнейшей и изысканнейшей трапезы компанияразделилась, и господин де Жернанд, приказав Жюстине следовать за ним,направился в сад, где в тенистой беседке имел с ней следующий разговор.

Вначале он потребовал подробно рассказать обо всем, что егобрат делал с графиней, когда же Жюстина бегло рассказала о происшедшем, онпопросил уточнить некоторые детали. Тогда Жюстина пожаловалась, что с нейобращались с той же суровостью, что испытала мадам де Жернанд.

— Покажи, не скрывай ничего. И он долго и восхищеннорассматривал следы жестокого обращения.

— Надеюсь, моя жена пострадала не меньше? —спросил бессердечный муж.

— Еще больше, сударь.

— Ага, это хорошо; я был бы огорчен, если бы мой братпощадил эту потаскуху.

— Неужели вы ее настолько ненавидите, сударь?

— Безумно, Жюстина. Долго она у меня не задержится, яеще не встречал женщины, которая внушала бы мне такое отвращение. А известно литебе, девочка, что Верней много развратнее, чем я?

— Вряд ли это возможно, сударь.

— Тем не менее это так: дороже всего для его распутнойдуши восхитительные наслаждения инцеста, сопровождаемые удовольствиямижестокости. Ты даже не представляешь, Жюстина, в чем заключается его самаябольшая страсть.

— Малолетние предметы, плеть, ужасы…

— Это всего лишь эпизоды: повторяю, дорогая, что инцест— это и есть самое сладостное удовольствие моего брата. Завтра ты увидишь, какон будет наслаждаться этим злодейским пороком пятью или шестью различнымиспособами. Та красивая женщина, которую ты приняла за горничную мадам де Верней— кстати, ей около сорока лет, — так вот, Жюстина, это одна из нашихсестер, тетя Брессака, сестра его матери, чью смерть ты так долго оплакивала.Нашу семью можно сравнить с семейством Эдипа, милая Жюстина: нет ни одногопорока, которого бы ты не нашла среди нас. Мы потеряли родителей, когда былисовсем юными, злые языки даже утверждают, что они умерли не без нашей помощи. Всущности здесь нет ничего неправдоподобного, так как мы позволяли себе такиевещи… У нас было три сестры: одна, вышедшая замуж еще до смерти нашихродителей, произвела на свет Брессака, вторая пала жертвой нашего злодейства,третью ты уже видела, ее зовут Марселина. Мы скрыли от нее, кем она родилась, ивоспитывали как будущую служанку; мой брат, женившись, приставил ее к своейжене. Юная особа, также прибывшая вместе с мадам де Верней, — дочьМарселины и моего брата, то есть одновременно и его племянница и его дочь. Она— мать двух малолетних детей, которыми ты так любовалась и которые обязаныжизнью опять-таки моему брату. Оба еще девственники, и Верней хочет сорвать этицветочки в моем доме и особое наслаждение думает получить от младшей девочки,которая, стало быть, является для него дочерью, внучкой и племянницей в одномлице. Больше всего он любит топтать эти химерические кровные узы и не щадитдаже своих законных детей.

— Я уже слышала об этом, сударь.

— Но это надо видеть, Жюстина; надо видеть, как онвоспитал сына, как тот, по примеру отца, попирает все общественные институты.Ты увидишь, как мальчик обращается со своей матерью, как он отвергает всерелигиозные и моральные предрассудки; это прелестный ребенок, я от него безума, мне хотелось позабавиться с ним нынче вечером, но его отец хочет, чтобы онотдохнул до завтрашнего дня.

— До завтрашнего дня, сударь?

— Да, завтра у нас будет грандиозный праздник: деньрождения моей жены, не исключено, что Парки пожелают перерезать нить судьбы…Как знать? Сам Господь Бог, тот Бог, в чье невероятное существование ты так веришь,не может предугадать, что придет в голову таким злодеям, как мы.

. — О сударь, — встревожилась Жюстина, — ябыла бы вам признательна, если бы вы обошлись без меня в завтрашней оргии! Ведьу вас много служанок, неужели я вам так необходима?

— Нет, нет, твоя бесконечная добродетельность будет намочень нужна: только смесь этого превосходного качества и пороков, которые мы ейпротивопоставляем, порождает настоящее сладострастие. К тому же твоя нежная илюбимая госпожа будет нуждаться в твоих услугах. Так что ты должнаприсутствовать, Жюстина, непременно должна…

— Какое это несчастье, сударь, — участвовать втаких отвратительных делах! Как вы не можете понять, что нет ничего болееужасного, чем участь мадам де Верней? Как можно развращать таким образом собственнуюсемью!

— Могу я спросить у тебя, Жюстина, что такое семья; чтотакое тот священный институт, который глупцы именуют кровными узами?

— Надо ли отвечать на этот вопрос, сударь? Могут либыть на свете люди, не знающие и не уважающие этих уз?

— Такие существуют, дитя мое, и я — один из них. Поверьмне, умоляю тебя, поверь, что нет ничего абсурднее этих уз; знай, что мы ничемне обязаны нашим родителям, и они ничего не должны нам.

— Избавьте меня от того, что вы можете сказать по этомуповоду, сударь, — живо запротестовала Жюстина, — я наслушаласьдовольно этих софизмов, и ни один из них не убедил меня. Если инцест, одно извеличайших преступлений, какое только может совершить человек, составляетоснову наслаждений вашего брата, стало быть, этот человек есть и будет самымжестоким и самым отврати— тельным в моих глазах существом.

— Инцест, преступление… Объясни пожалуйста, милаядевочка, каким образом поступок, являющийся естественным в одной половинеземного шара, может считаться преступным в другой? Почти во всей Азии, набольшей части Африки и Америки ты могла бы самым законным образом выйти замужза своего отца или сына, а я — взять в жены собственную мать или дочь. Где тынайдешь союз более сладостный, Жюстина? Что может лучше этого скрепить связи любвии природы? Только боязнь того, что семьи, объединившись таким способом,сделаются слишком могущественными — только такая боязнь вынудила нашихзаконодателей сделать инцест преступлением, но не надо путать две вещи: не надопринимать за законы природы то, что диктует политика. Даже если согласиться наминуту с твоими общественными системами, я ни за что не пойму, как этовозможно, чтобы природа не одобряла подобные альянсы. Ведь в ее глазах быть недолжно ничего более священного, чем смешение крови! Давай же не будемобманываться, Жюстина, на сей счет: все чувства любви, братские или отцовские,когда их разделяют представители разного пола, являются по своей сути плотскимижеланиями. Если отец или брат, обожающий свою дочь или сестру, покопается всвоей душе, он увидит, что нежность, которую он испытывает, есть не что иное,как желание совокупиться. Так пусть он уступит ему и поймет, каким неземнымнаслаждением вознаградит его природа. И если сама природа бросает его в безднусладострастных ощущений, как можно говорить, что такие поступки ее оскорбляют?Поэтому надо множить без конца и без страха кровосмесительные связи: чем ближенам предмет наших желаний, тем приятнее им наслаждаться.