Все долгие годы, проведенные в Таламаске, когда она виделадухов, неугомонных призраков, полтергейстов, приводящих в ужас своихошарашенных жертв, ясновидящих, говорящих на чужих языках, она всегда понимала,что сверхъестественное по какой-то причине не способно наложить свой отпечатокна естественное. Как же права была Маарет! Не имеющие отношения кдействительности, да, никакого отношения – они не в состоянии вмешаться!

Но теперь этому угрожали перемены. Нереальное превратилось вреальность. Абсурдно было стоять в этой странной комнате, среди поразительных,внушительных фигур и говорить, что это не должно произойти. Это существо,существо, которое все называли «Мать», могло проникнуть сквозь завесу, такдавно скрывавшую его от смертных глаз, и коснуться миллиона человеческих душ.

Что видел Хайман, когда смотрел на нее такими глазами, какбудто понимал ее? Видел ли он в Джесс свою дочь?

– Да, – ответил Хайман. – Мою дочь. И небойся. Мекаре придет. Мекаре исполнит проклятие. Великое Семейство будет жить.

Маарет вздохнула.

– Узнав, что Мать пробудилась, я и не догадывалась, чтоона сделает. Поразить своих детей, уничтожить зло, порожденное ею же, вышедшееиз нее, из Хаймана, из меня, изо всех нас, кто по причине невероятногоодиночества поделился своей силой с другими, – этого я оспаривать немогла! Какое мы имеем право на существование? Мы – результат случайности, мы –ужас. И пусть я жадно цепляюсь за свою жизнь, не менее яростно, чем раньше, яне могу осуждать ее за то, что она убила столь многих…

– И еще убьет, – в отчаянии произнес Эрик.

– Но теперь она накрыла своей тенью ВеликоеСемейство! – продолжила Маарет. – Это их мир! А она хочет сделать егосвоим! Если не…

– Мекаре придет, – сказал Хайман. Его лицооживилось открытой и простодушной улыбкой. – Мекаре исполнит проклятие. Ясделал Мекаре тем, что она есть, чтобы она его исполнила. Теперь это нашепроклятие.

Маарет улыбнулась, но совершенно по-иному, выражение ее лицабыло печальным, снисходительным и на удивление холодным.

– Надо же, неужели ты веришь в подобную симметрию,Хайман?

– И мы умрем, все умрем! – воскликнул Эрик.

– Должен быть способ убить ее, – хладнокровновмешалась Габриэль, – и самим избежать смерти. Мы должны подумать об этом,подготовиться, разработать какой-то план.

– Пророчество не изменить, – прошептал Хайман.

– Хайман, если мы чему-то и научились, – сказалМариус, – то лишь тому, что не существует такой вещи, как судьба. А еслинет судьбы, то нет и пророчества. Мекаре идет сюда, чтобы исполнитьклятву, – возможно; больше она ничего не знает или же ничего не можетсделать, но это не означает, что Акаша не сможет защититься от Мекаре. Выдумаете, Мать не знает, что Мекаре пробудилась? Вы думаете, Мать не видит и неслышит, что снится ее детям?

– Да, но пророчества имеют обыкновениесбываться, – возразил Хайман. – В этом состоит их магия. В древниевремена все мы это понимали. Сила чар – в силе воли. Можно сказать, что в тетемные дни все мы были величайшими гениями психологии, ведь нас можно былоубить силой чьих-то планов. А сны, Мариус, сны – это только часть большогоплана.

– Не говори так, словно это уже свершилось, –сказала Маарет. – У нас есть еще один способ. Мы можем использовать силуразума. Теперь она может говорить, не так ли? Она понимает, что ей говорят.Допустим, ее можно будет разубедить…

– О, да ты совсем с ума сошла! – сказалЭрик. – Ты собираешься говорить с этим монстром, который бродит по миру,превращая своих отпрысков в пепел?! – С каждой минутой ему становилось всестрашнее. – Что знает о разуме тварь, которая воспламеняет душиневежественных женщин, чтобы они восстали против своих мужчин? Она разбираетсятолько в резне, смерти и жестокости, и из твоего рассказа следует, что так былос самого начала. Мы не меняемся, Маарет. Сколько раз ты сама говорила мне обэтом! Мы приближаемся к идеальному воплощению того, какими должны были стать.

– Никто из нас не хочет умирать, Эрик, – терпеливоответила Маарет. Но неожиданно ее отвлекло что-то другое.

В тот же момент почувствовал нечто и Хайман. Джесс вгляделасьв них обоих, стараясь понять, что все-таки происходит. Потом она осознала, чтои с Мариусом произошла едва заметная перемена. Эрик окаменел. Маэл, к удивлениюДжесс, не сводил с нее пристального взгляда.

Они прислушивались к какому-то звуку. Это читалось вдвижении их глаз. Люди слушают глазами: когда они впитывают звук и пытаютсяустановить его источник, у них пляшут зрачки.

Эрик неожиданно сказал:

– Всем молодым следует немедленно отправиться в подвал.

– Какой смысл? – возразила Габриэль. – К томуже я хочу остаться здесь. – Как она ни прислушивалась, она не моглауловить этот звук.

Эрик обернулся к Маарет.

– Ты позволишь ей уничтожить нас одного за другим?

Маарет не ответила. Она очень медленно повернула голову иустремила взгляд в сторону лестничной площадки.

И тогда Джесс наконец-то услышала. Естественно,человеческому уху было не под силу различить слуховой эквивалент напряжения,лишенного вибрации. Это напряжение пропитало ее, как и все материальные частицыв комнате. Оно наполнило помещение и сбивало ее с толку: хотя она видела, чтоМаарет обращается к Хайману, а Хайман ей отвечает, слов она не слышала. Оназажала уши руками. Как в дымке, она увидела, что Дэниел сделал то же самое, ноони оба знали, что все это бессмысленно.

Этот звук, казалось, внезапно приостановил время. Джесстеряла равновесие, она попятилась к стене, не сводя пристального взгляда свисящей напротив карты, как будто хотела найти в ней опору. Она смотрела, какмягкий свет перетекает из Малой Азии на север и на юг.

Комната заполнилась смутным, неразличимым на слух смятением.Звук стих, но в воздухе звенела оглушительная тишина.

Ей показалось, что в беззвучном сне в дверях появиласьфигура Вампира Лестата, она увидела, как он кинулся в объятия Габриэль, как кнему направился Луи и тоже обнял его. Потом Вампир Лестат посмотрел на нее – ив его глазах мелькнул отблеск погребального пиршества, близнецов, тела наалтаре. Он не знал, что все это значит! Не знал!

Это открытие потрясло ее. Ей вспомнилось, что на сцене, втот момент, когда их разлучили, он явно старался найти в ее ускользающем образечто-то знакомое.