— Покажи фотографии.

Джек сунул руку в задний карман и достал несколькополароидных снимков. Перетасовал их и протянул мне четыре, которые я выложил накухонный стол, как карты в пасьянсе. Схватил один из альбомов и начал быстроперерисовывать фотографию, на которой шестерни и цепи под поднятой половиноймоста (маленького, узкого, в одну полосу движения) запечатлелись наиболеечётко. Моя правая рука продолжала зудеть, где-то внутри и несильно.

— Краснуха — гениальная находка. — Я рисовал и говорил. —Благодаря ей практически все будут держаться от острова подальше. Но для нас«почти» — недостаточно. Мэри пошла бы к моей дочери, даже если бы ей сказали,что у Илзе — ветряная ос… Твою мать! — Перед глазами всё расплылось, и линияушла в сторону.

— Успокойся, Эдгар, — сказал Уайрман.

Я посмотрел на часы. 11:58. Разводной мост поднимется вполдень. Всегда поднимался. Я моргнул, стряхивая слёзы, и продолжил рисовать.Подъёмный механизм соскальзывал в этот мир с кончика чёрного карандаша, и дажетеперь, после смерти Илзе, процесс меня зачаровывал: что-то реальное появлялосьиз ничего, будто выплывало из густого тумана. Почему бы и нет? Оно же всё клучшему. Отвлекает от скорбных мыслей.

— Если она призовёт кого-то ещё, чтобы напасть на нас, амост будет выведен из строя, она пошлёт их на Дон-Педро-Ай-ленд, где естьпешеходный мост, — заметил Уайрман.

Я ответил, не отвлекаясь от рисунка:

— Может, и нет. Многие не знают о «Солнечной дорожке», и яуверен, что Персе тоже не знает.

— Почему?

— Потому что этот пешеходный мост построили в пятидесятыхгодах, ты мне сам рассказывал, а она тогда спала.

Он помолчал немного, потом спросил:

— Ты думаешь, над ней можно взять верх, так?

— Да, думаю. Если и не убить, то хотя бы отправить спать.

— Ты знаешь как?

«Найти течь в столе и заделать её», — чуть не сказал я… нофраза получалась бессмысленной.

— Пока не знаю. В том доме, на южной оконечности острова,должны быть другие рисунки Либбит. Они подскажут нам, где искать Персе, иподскажут мне, что делать.

— Откуда ты знаешь, что есть другие рисунки? «Потому что онидолжны там быть», — едва не сорвалось с моих губ, но тут раздался полуденныйгудок. В четверти мили от «Розовой громады» начали расходиться половинки моста— единственной ниточки, связывающей северную оконечность Дьюма-Ки с Кейси-Ки. Ясосчитал до двадцати, вставляя «Миссисипи» перед каждым следующим числом, какделал ребёнком. Потом стёр самую большую шестерню. И когда стирал, возниклоощущение (и в ампутированной руке, и в голове — чуть повыше глаз), будто язанят каким-то ювелирным трудом.

— Готово, — кивнул я.

— Теперь мы можем ехать? — спросил Уайрман.

— Ещё нет, — ответил я.

Он посмотрел на часы, на меня.

— Вроде бы ты куда-то спешил, амиго. И учитывая, что намдовелось увидеть здесь прошлой ночью, я бы тоже предпочёл поторопиться. Так чтонас задерживает?

— Я должен нарисовать вас, — ответил я.

— Меня только радует, что вы хотите сделать мой портрет,Эдгар, — сказал Джек, — и я уверен, моя мама будет в восторге, но, думаю,Уайрман прав. Мы должны ехать.

— Тебе доводилось бывать на южной оконечности Дьюмы, Джек?

— Э… нет.

В этом я, собственно, и не сомневался. Но, вырывая изальбома рисунок подъёмного механизма моста, смотрел я на Уайрмана. И невзираяна свинцовую тяжесть, что лежала на сердце и придавливала всё чувства, я понял,что именно это мне как раз очень хочется знать.

— Как насчёт тебя? Ты бывал в первом «Гнезде цапли»? Неразведывал, что там и как?

— Если на то пошло, нет. — Уайрман подошёл к окну, выглянул.— Разводной мост по-прежнему поднят… я вижу западную половину на фоне неба.Пока всё хорошо.

— А почему нет? — Я не собирался закрывать тему.

— Мисс Истлейк мне не советовала. — Он по-прежнему смотрел вокно. — Она сказала, что там неблагоприятная окружающая среда. Грунтовые воды,растительность, даже воздух. Сказала, что во время Второй мировой войны военныелётчики проводили на южной оконечности Дьюмы какие-то эксперименты, всё тамотравили, и, возможно, в этом причина появления этих джунглей. Она сказала, чтоядовитый дуб здесь, возможно, опаснее, чем во всей Америке. Хуже сифилиса доизобретения пенициллина, так она сказала. Если он прикасается к коже,образуются язвы, от которых долго нельзя избавиться. Вроде бы они исчезают.Потом снова появляются. И этот ядовитый дуб там везде. Так она сказала.

Рассказ этот вызывал определённый интерес, но Уайрман так ине ответил на мой вопрос. Поэтому я его повторил.

— Она ещё говорила, что там полно змей, — сказал Уайрман,наконец-то поворачиваясь к нам. — Я до смерти боюсь змей. Боюсь с тех пор, какв детстве пошёл с родителями в поход, а утром, проснувшись, обнаружил, что делюспальный мешок с молочной змеёй. Она даже забралась мне под майку. Обрызгаламеня мускусом. Я думал, что меня отравили. Ты доволен?

— Да. Ты рассказал ей эту историю до или после того, как онапредупредила тебя о полчищах змей в южной части острова?

— Не помню, — ответил он после паузы. Потом вздохнул. —Вероятно, до. Я вижу, к чему ты клонишь… она хотела, чтобы я держался подальше.

«Я этого не говорил и тебя за язык не тянул», — подумал я.Сказал другое:

— В основном я тревожусь из-за Джека. Но лучшеподстраховаться.

— Из-за меня? — удивился Джек. — Змей я не боюсь. И я знаю,как выглядят ядовитый дуб и ядовитый плющ. Я был бойскаутом.

— В этом доверься мне.

Я начал его рисовать. Работал быстро, подавляя желаниевдаваться в детали… как хотела какая-то часть меня. И пока работал, со стороныКейси-Ки послышался первый раздражённый автомобильный гудок.

— Такое ощущение, что разводной мост снова сломался, —заметил Джек.

— Похоже на то, — согласился я, не отрываясь от рисунка.

Уайрмана я рисовал ещё быстрее, но вновь обнаружил, чтоприходится подавлять желание с головой уйти в работу… потому что, когда яработал, боль и горе отступали. Рисование служило лекарством. Но световой деньпродлевать никто не собирался, и я жаждал встречи с Эмери не больше, чемУайрман. Мне хотелось, чтобы к тому времени, когда закатные цвета начнутподниматься из Залива, мы трое уже закончили бы все дела и покинули остров…находились бы как можно дальше от острова.