— Перестань корчить из себя геолога и просто посмотри. Чтоты видишь?

Он посмотрел. Они оба посмотрели. Джек разглядел первым:

— Профиль? — Потом повторил, уже увереннее: — Профиль.

Я кивнул.

— Отсюда видны только лоб, глазница и переносица, но навернякаспустившись на берег, мы увидим и рот. Или что-то, его напоминающее. ЭтоВедьмина скала. И справа от неё Тенистый берег — могу поспорить на что угодно.С него Джон Истлейк отправлялся на охоту за сокровищами.

— И там утонули близняшки, — добавил Уайрман. — Значит, этотропа, по которой они ходили туда. Только…

Он замолчал. Ветер трепал наши волосы. Мы смотрели на тропу,всё ещё видимую, несмотря на прошедшие годы. Маленькие ножки девочек, идущихпоплавать, такую бы не протоптали. Прогулочная тропка между «Гнездом цапли» иТенистым берегом исчезла бы за пять лет, может, и за два года.

— Это не тропа. — Джек будто читал мои мысли. — Тут быладорога. Не мощёная, но дорога. Зачем кому-то могла понадобиться дорога междуэтим домом и берегом, если идти туда десять минут?

Уайрман покачал головой.

— Не знаю.

— Эдгар?

— Понятия не имею.

— Может, он нашёл на дне нечто большее, чем несколькопобрякушек, — предположил Джек.

— Может, но… — Я уловил движение краем глаза (что-то чёрное)и повернулся к дому. Ничего не увидел.

— Что такое? — спросил Уайрман.

— Наверное, нервы, — ответил я.

Ветер, который до этого дул с Залива, чуть переменился, ставюжным. Принёс собой запах гнили. Джек отпрянул, поморщился.

— Это ещё что?

— Готов предположить, аромат бассейна, — ответил Уайрман. —Джек, мне нравится вдыхать запах этой жижи по утрам.

— Да, но сейчас вторая половина дня.

Уайрман смерил его пренебрежительным взглядом и повернулсяко мне:

— Что скажешь, мучачо? Идём дальше?

Я провёл быструю инвентаризацию. Красная корзинка уУайрмана; пакет с продуктами у Джека; рисовальные принадлежности у меня. Я незнал, что нам делать, если остальные рисунки Элизабет разметал ураган,сорвавший крышу с высившихся перед нами руин (если рисунки вообще были), но мыпрошли долгий путь, так что не могли и дальше стоять столбом. Илзе настаивалана действии, взывала из моих костей и сердца.

— Да. Идём.

Мы подошли к тому месту, где разросшийся фикус-душительначал подминать под себя подъездную дорожку, когда я увидел что-то чёрное,мелькнувшее в сорняках справа от дома. На этот раз движение заметил и Джек.

— Там кто-то есть.

— Я никого не видел. — Уайрман поставил корзинку на землю,смахнул пот со лба. — Давай поменяемся, Джек. Ты бери корзинку, а я — еду. Тымолодой и сильный. Уайрман — старый и выдохшийся. Он скоро умр… срань господня,это ещё что?

Он отпрянул от корзинки и упал бы, если б я не успел рукойобхватить его талию. Джек вскрикнул от удивления и ужаса.

Мужчина выскочил из кустов впереди и слева от нас. Он никакне мог там оказаться (мы с Джеком только что заметили его в пятидесяти ярдах [47,72м]), но тем не менее оказался. Чёрный мужчина, однако не человек. Мы сразупоняли, что перед нами — не человек. Во-первых, его ноги, согнутые и в синихбриджах, не шелохнулись, когда он проскочил перед нами. Не шелохнулась иподстилка фикуса-душителя, по которой он «пробежал». Однако губы его улыбались,вращающиеся глаза светились злобным весельем. Он был в кепке с козырьком ипуговицей на макушке, и почему-то это было самым ужасным.

Я подумал, что кепка сведёт меня с ума, если я будудостаточно долго смотреть на неё.

Нежить исчезла в траве справа. Это был чёрный мужчина всиних бриджах, ростом пять с половиной футов [168 см]. Трава же высотой непревышала пяти футов, и очень простые арифметические действия однозначноговорили о том, что исчезнуть в траве этот чёрный мужчина не мог — однакоисчез.

А мгновением позже он возник на крыльце, как давний слугасемьи, и тут же, без паузы, оказался у лестницы, снова метнулся в сорняки, всёэто время широко нам улыбаясь.

Улыбаясь из-под козырька кепки.

Его кепка была КРАСНАЯ.

Джек повернулся, собравшись бежать. На его лице отражаласьвсепоглощающая паника. Я отпустил Уайрмана, чтобы перехватить Джека, а если быпобежал и Уайрман, думаю, наша экспедиция на том бы и закончилась. В концеконцов, у меня была только одна рука, и я не мог остановить их обоих. И не смогбы остановить и одного, если бы они действительно собрались дать дёру.

Сам я, пусть и в ужасе, бежать не собирался. И Уайрман,благослови его Бог, не сдвинулся с места, с отвисшей челюстью наблюдая, какчёрный мужчина вновь появился уже из банановой рощи между бассейном и похожейна амбар постройкой.

Я поймал Джека за ремень и дёрнул на себя. Не мог отвеситьему оплеуху (не было необходимой для этого руки), поэтому пришлось ограничитьсякриком:

— Он не настоящий! Это её кошмар!

— Её… кошмар? — Что-то похожее на понимание мелькнуло вглазах Джека. А может, блеснуло сознание. Я бы поставил на второе.

— Её кошмар, её Бука, которого она боялась, когда гасилисвет. Это всего лишь ещё один призрак, Джек.

— Откуда вы знаете?

— Во-первых, он мерцает. Как старый фильм, — ответилУайрман. — Посмотри сам.

Чёрный мужчина исчез, вновь появился — на этот раз передржавой лестницей вышки у бассейна. Улыбался нам из-под красной кепки. Язаметил, что рубашка у него такая же синяя, как и бриджи. Он перескакивал сместа на место, всегда с одинаково согнутыми ногами, как фигурка в тире. Опятьисчез, материализовался на крыльце. Через мгновение возник на подъезднойдорожке, чуть ли не перед нами. От того, что я смотрел на него, заболелаголова, и он по-прежнему меня пугал… но только потому, что боялась она. Либбит.

Теперь он показался на заросшей тропе к Тенистому берегу, ина этот раз сквозь его рубашку и бриджи мы увидели сияющий Залив. Чёрныймужчина исчез, и в тот же момент Уайрман дико расхохотался.

— Что такое? — Джек повернулся к нему. Чуть ли не навалилсяна него. — Что?

— Это же грёбаный парковый жокей! — Уайрман засмеялся ещёгромче. — Он из тех чёрных парковых жокеев, которые сейчас неполиткорректны.Только увеличен в три или в четыре раза! Бука Элизабет — стоящий на лужайкепарковый жокей!