Джек выключил радиоприёмник, и дьявольский шум смолк.

— Думаю, придётся обойтись без музыки.

— Уайрман? Всё нормально? — Собственный голос доносился доменя издалека, прорываясь сквозь ровный низкий звон.

— Жить буду, — ответил он.

Джек, возможно, продержался чуть дольше Илзе; а может, инет. Когда растительность окружила нас плотными стенами, с определениемрасстояний возникли серьёзные трудности. Дорога превратилась в узкую полосу,корни то и дело вспучивали покрытие. Ветви над дорогой переплетались, блокируябольшую часть неба. Мы словно двигались в живом тоннеле. Ехали с поднятымистёклами, но салон всё равно наполнял зелёный и ядрёный запах джунглей.

Джек испытал подвеску «мерседеса» на прочность на особеннобольшой рытвине, перебрался через неё, потом нажал на педаль тормоза, поставилручку переключения скоростей в нейтральное положение.

— Извините… — Губы у него дёргались, глаза округлились. —Меня сейчас…

Я прекрасно знал, что с ним сейчас произойдёт.

Джек открыл дверцу, высунулся из машины, его вырвало. Ядумал, что воздух в салоне пропитался запахом джунглей (такое случалось, стоилоотъехать на милю от «Эль-Паласио»), но с открытой дверцей запах этот усилилсядесятикратно — зелёный и яростно живой. Однако я не услышал ни единой птахи,поющей в густой листве. Тишину нарушал только вылетающий из Джека ленч.

За ленчем последовал завтрак. Наконец Джек откинулся наспинку сиденья. И этот парень когда-то сказал, что я напоминаю ему «перелётнуюптицу», человека, приехавшего с севера, чтобы провести зиму во Флориде? Смех даи только. Потому что в тот солнечный флоридский день в середине апреля ДжекКантори был бледен, как март в Миннесоте. И выглядел не на двадцать один год, ана сорок пять. Илзе во всём винила салат с тунцом, но тунец не имел к этому нималейшего отношения. Причина действительно появилась из моря, только звали еёиначе.

— Извините, — проговорил Джек. — Не знаю, что со мной.Запах, наверное… этот запах гниения… — Грудь Джека поднялась, в горлебулькнуло, он опять высунулся из салона. На этот раз правая рука разминулась срулевым колесом, и, если бы я не схватил его за воротник и не дёрнул на себя,он бы плюхнулся физиономией в собственную блевотину.

Джек опять откинулся на спинку, с закрытыми глазами, мокрымот пота лицом, учащённо дыша.

— Нам лучше отвезти его в «Эль Паласио», — подал голосУайрман. — Я не хочу терять время… чёрт, но я не хочу потерять и его… и всё этоочень уж нехорошо.

— А вот с точки зрения Персе как раз хорошо, — возразил я.Теперь моя больная нога зудела, как и ампутированная рука. Её словно пронзалиэлектрическими разрядами. — Это её ядовитый защитный рубеж. А как ты, Уайрман?Желудок не беспокоит?

— Нормально, но мой слепой глаз… тот, что был слепым…чертовски чешется, и гудит голова. Вероятно, от этого грёбаного радио.

— Это не радио. А не рвёт нас, в отличие от Джека, толькопотому, что мы… ну… скажем так, вакцинированы. Ирония судьбы, верно?

Сидящий за рулём Джек застонал.

— Чем ты можешь ему помочь, мучачо? Можешь что-нибудьсделать?

— Думаю, да. Надеюсь на это.

Альбомы лежали у меня на коленях, карандаши и ластики — впоясной сумке. Я открыл карандашный портрет Джека, нашёл в сумке ластик. СтёрДжеку рот и нижние дуги глаз, до самых уголков. Зуд в правой руке усилился, и яуже не сомневался, что задуманное мною сработает. Я вызвал из памяти улыбкуДжека на кухне (когда я попросил его улыбнуться, думая о чём-то особеннорадостном), и быстро зарисовал её синим карандашом. На это ушло не болеетридцати секунд (когда дело касается улыбок, ключевой элемент — глаза, так былои есть), но эти несколько линий кардинально изменили лицо Джека.

И я получил не только то, что ожидал. Когда рисовал, увиделДжека, целующего девушку в бикини. Больше, чем увидел. Ощутил гладкость еёкожи, даже несколько песчинок, прилипших к пояснице. Почувствовал запах еёшампуня и лёгкий привкус соли на губах. Узнал, что имя девушки — Кейтлин, аДжек называл её Кейт.

Я вернул карандаш в поясную сумку, закрыл её на молнию.

— Джек? — позвал я ровным, спокойным голосом. Он не открылглаз, пот по-прежнему блестел на щеках и лбу, но дыхание стало ровнее. — Какты? Тебе получше?

— Да, — ответил он всё ещё с закрытыми глазами. — Что высделали?

— Раз уж мы тут одни, могу сказать, что это и есть та самаямагия. Перебил одно заклинание другим.

Уайрман перегнулся через моё плечо, взял блокнот, всмотрелсяв портрет, кивнул.

— Я начинаю верить, что ей следовало оставить тебя в покое,мучачо.

— Ей следовало оставить в покое мою дочь, — ответил я.

Мы простояли ещё пять минут, чтобы Джек привык коткрывшемуся у него второму дыханию. Наконец он сказал, что можно ехать дальше.Бледность с лица сошла. Я задался вопросом: а столкнулись бы мы с той жепроблемой, если бы попытались добраться до южной оконечности по воде?

— Уайрман, ты видел когда-нибудь рыбацкие лодки, стоящие наякоре у южной оконечности Дьюмы?

Он задумался.

— Между прочим, нет. Они обычно держатся ближе к Сан-Педро.Странно, не правда ли?

— Не просто странно — чертовски зловеще, — буркнул Джек. —Как эта дорога.

Дорога окончательно превратилась в тропу. Морской виноград иветви баньянов противно скреблись о борта медленно продвигающегося вперёд«мерседеса». Дорога, вспученная корнями, где-то разбитая до щебёнки, где-то врытвинах, продолжала заворачивать в глубь острова, но теперь ещё и началаподниматься.

Мы ползли, оставляя позади милю за милей, листья и веткилупили по окнам «мерседеса». Я ожидал, что дорога разрушится окончательно, ноэтого как раз и не произошло, потому что густая листва над головой в какой-тостепени защищала твёрдое покрытие от природных стихий. Баньяны уступили местовпечатляющим зарослям бразильского перца, и вот тут мы увидели первое животное:здоровенная рысь застыла на разбитой дороге, зашипела на нас, прижав уши кголове, потом скрылась в кустарнике. Чуть позже с десяток толстых чёрныхгусениц упали на ветровое стекло, лопнули и измазали его своими внутренностями.Дворники и омывающая жидкость не смогли справиться с этой липучей слизью,лобовое стекло превратилось в глаз с катарактой.

Я велел Джеку остановить «мерседес», вылез из машины, нашёлв багажнике чистые тряпки. Воспользовался одной, чтобы протереть дворники истекло, предварительно надев садовую рукавицу (из принесённых Уайрманом), аволосы закрыв бейсболкой. Как выяснилось, гусеницы были самыми что ни наестьобычными: пачкающие, но не сверхъестественные.