— Две буквы «Д» — это Дейв Дэвис. В Ревущие двадцатые он былмагнатом Солнечного берега.

— Откуда ты знаешь?

От Мэри Айр, — ответил я, и хладнокровная моя часть,которой, вероятно, уже никогда не согреться, смогла оценить иронию; жизнь —колесо, и если ждёшь достаточно долго, она обязательно возвращается в ту точку,откуда тронулась с места. — Дэвис дружил с Джоном Истлейком и, вероятно,снабжал Истлейка качественной выпивкой.

— «Шампунь», — воскликнул Джек. — Должно быть, шампанское.

— Молодец, Джек, — похвалил его Уайрман, — но я хочу знать,что такое «Стол»? И «cera».

— Это испанское слово, — указал Джек. — Вы должны его знать.

Уайрман изогнул бровь.

— Ты думаешь, это sera? Которое начинается с «s». Как в «Quesera, sera»?[185]

— Дорис Дэй, тысяча девятьсот пятьдесят шестой, — сказал я.— «И в будущее нам не заглянуть» («И это тоже хорошо», — подумал я). — В одномя уверен наверняка. Дэвис не ошибся, говоря, что это последняя партия. — Япостучал по дате: 19 августа. — Этот парень отплыл в Европу в октябре тысячадевятьсот двадцать шестого и не вернулся. Исчез в океане. Так, во всякомслучае, сказала мне Мэри Айр.

— А «сега»? — спросил Уайрман.

— Давай пока это оставим. Но странно, что мы вообщенаткнулись на этот листок.

— Немного странно, но не так, чтобы совсем, — не согласилсясо мной Уайрман. — Если ты вдовец и у тебя юные дочери, захотел бы ты брать вновую жизнь последнюю расписку своего бутлегера?

Я подумал и решил, что какая-то логика в его словах есть.

— Нет… но я, скорее, уничтожил бы её, вместе спорнографическими открытками.

Уайрман пожал плечами.

— Мы никогда не узнаем, сколь много инкриминирующих егобумаг он уничтожил… или сколь мало. Если не считать редких выпивок с друзьями,законов он, возможно, не нарушал. Но, мучачо… — Он положил руку мне на плечо. —Эта бумага настоящая. Мы её нашли. И если что-то там пытается нас уничтожить,может, что-то другое помогает нам… немного. Или такое невозможно?

— Мечтать не вредно. Давай посмотрим, вдруг тут есть что-тоещё.

Поначалу казалось, что поиски наши напрасны. Мы обследоваликомнаты первого этажа и не нашли ничего, разве что один раз едва не нарвалисьна серьёзные неприятности, когда моя нога провалилась сквозь пол в бывшейстоловой. Уайрман и Джек тут же подскочили ко мне, и, к счастью, провалиласьмоя больная нога: здоровая помогла сохранить равновесие.

Возможности обследовать верхние этажи не было. Сохранилсяодин лестничный пролёт, а за площадкой и небольшим участком перил синело небо ираскачивалась крона высокой капустной пальмы. От второго этажа ещё что-тооставалось, третьего — как не бывало.

Мы тронулись в обратный путь к кухне и импровизированнойступеньке, с которой поднялись в дом. И отчитаться о проделанной работе мымогли лишь одним листком, в котором сообщалось о доставленной партии спиртного.Я предполагал, что могло означать слово «сега», но пользы от этой догадки небыло никакой, потому что мы не знали, где находится Персе.

А она была здесь.

И близко.

Иначе почему ещё дорога сюда далась нам с таким трудом?

Уайрман — он шёл первым — так резко остановился, что явлетел в него. А Джек — в меня, стукнув по заду корзинкой для пикника.

— Нам нужно проверить ступени, — заявил Уайрман тономчеловека, который просто не верит, что показан себя таким тупицей.

— О чём ты? — спросил я.

— Мы должны проверить, нет ли в ступенях «ха-ха». Мнеследовало сразу об этом подумать. Должно быть, с головой у меня совсем плохо.

— А что такое «ха-ха»? Уайрман уже двинулся к лестнице.

— Тайник. В «Эль Паласио» он находится на главной лестнице,под четвёртой ступенькой снизу. Мисс Истлейк говорила, что идея принадлежала еёотцу — он разместил тайник как можно ближе к входной двери, на случай пожара. Втайнике стоит денежный ящик, а в нём лежат несколько старых вещей и фотографий,но раньше она держала там завещание и лучшие драгоценности. Правда, миссИстлейк сделала большую ошибку — рассказала об этом своему адвокату, а тотнастоял, чтобы она отправила всё в банковскую ячейку в Сарасоте.

Мы уже стояли у подножия лестницы, рядом с холмом дохлых ос.Вонь дома накатывала густыми волнами со всех сторон. Уайрман повернулся ко мне,его глаза блестели.

— Мучачо, она держала в том ящике несколько наиболее ценныхфарфоровых статуэток. — Он оглядел лестничный пролёт, ведущий в синее небо. —Как ты считаешь… если Персе — нечто вроде фарфоровой статуэтки, которую Джонвыловил со дна Залива… может ли она быть спрятана именно здесь, под одной изступенек?

— Я думаю, всё возможно. Будь осторожен. Очень.

— Готов спорить на что угодно, тайник тут есть, — увереннозаявил Уайрман. — Мы всегда копируем выученное в детстве.

Он откинул ботинком валявшихся на полу перед лестницейдохлых ос (они зашуршали, как бумага), опустился на колени. Присмотрелся кпервой ступеньке, второй, третьей. Когда добрался до четвёртой, попросил:

— Джек, дай мне фонарь.

Я говорил себе, что Персе в тайнике под ступенькой нет(слишком лёгким и простым представлялся такой вариант), но помнил о фарфоровыхстатуэтках, которые Элизабет клала в жестянку из-под печенья «Суит Оуэн». Такчто сердце у меня учащённо забилось, когда Джек, порывшись в корзинке дляпикника, достал здоровенный фонарь с ручкой из нержавеющей стали. Вложил впротянутую руку Уайрмана, как медсестра передаёт инструмент оперирующемухирургу.

Когда Уайрман направил луч на лестницу, я заметил, чтоблеснуло золото: маленькие петли в глубине под ступенькой.

— Уайрман, один момент, — вырвалось у меня. Он повернулся комне.

— Сначала понюхай.

— Что сделать?

— Понюхай. Скажи мне, нет ли запаха влаги.

Он понюхал ступеньку, которая поднималась на петлях, опятьповернулся ко мне.