— Обходим дом сзади… кто-нибудь из вас видел цаплю? Джекпокачал головой. Уайрман тоже, на его лице отразилось недоумение.

— Я видел, — продолжил я. — И если увижу снова… или есликто-то из вас увидит… я хочу, чтобы ты подстрелил её, Джером.

Уайрман вскинул брови, но промолчал. И мы вновь двинулисьвдоль восточной стены брошенного особняка.

Как выяснилось, войти в дом через чёрный ход труда несоставило: эта часть дома перестала существовать, за исключением восточногоугла. Вероятно, её уничтожил тот самый ураган, что снёс верхние этажи. Глядя назаросшие руины бывшей кухни и кладовой, я осознал, что от «Гнезда цапли»остался разве что покрытый мхом фасад.

— Мы можем залезть здесь, — в голосе Джека слышалосьсомнение, — но я не уверен в прочности пола. Что думаете, Эдгар?

— Не знаю, — ответил я. Навалилась усталость. Может, из-запотери адреналина, растраченного на встречу с аллигатором, может, из-за чего-тоещё. Я почти смирился с поражением. Минуло столько лет, над островом пронеслосьстолько ураганов… А рисунки маленькой девочки с самого начала были такиминедолговечными.

— Который час, Уайрман? Если можно, без шуточек. Онпосмотрел на часы.

— Два тридцать. Что скажешь, мучачо? Заходим?

— Не знаю, — повторил я.

— А я знаю, — заявил он. — Я убил грёбаного аллигатора,чтобы попасть сюда, и не уйду, не осмотрев старый дом. Пол кладовой выглядитпрочным, и находится не так уж высоко. Давайте поищем какой-нибудь хлам, накоторый можно встать. Джек, ты залезешь первым, потом поможешь мне. А вдвоём мыподнимем Эдгара.

Так и сделали. Перепачкавшись, тяжело дыша, сначалазабрались в кладовую, а потом уже прошли в сам дом, удивлённо оглядываясь,ощущая себя путешественниками во времени, туристами в мире, который приказалдолго жить восьмьюдесятью годами раньше.

В доме пахло гниющим деревом, старой штукатуркой,заплесневелой тканью. И, разумеется, сыростью. Часть мебели осталась (пустьразвалилась от времени и просела от влаги), обои в гостиной висели клочьями, ана потолке переднего холла мы увидели огромное осиное гнездо, древнее иброшенное. Под ним на покоробившихся половицах из кипариса лежали дохлые осы,горкой высотой в фут [30,5 см]. Где-то (в руинах верхних этажей) размереннокапала вода.

— Кипариса и красного дерева в этом доме хватило бы, чтобызаработать приличные деньги, если бы кто-нибудь сподобился прийти сюда до того,как дом развалился. — Джек наклонился, схватил торчащую доску за край, потянулвверх. Доска подалась, согнулась, словно ириска, потом сломалась, не с резкимтреском, а с вялым хрустом. Из образовавшейся прямоугольной дыры выползлинесколько мокриц, пахнуло затхлостью.

— Ни грабителей, ни вандалов, ни любителей повеселиться, —заметил Уайрман. — Никаких тебе использованных презервативов или кучек говна,ни одной надписи «ДЖО ЛЮБИТ ДЕББИ» краской из баллончика на стене. Не думаю,чтобы кто-нибудь побывал здесь с того самого дня, когда Джон повесил напарадную дверь цепь и окончательно уехал отсюда. Я знаю, в это трудно поверить…

— Нет, не трудно, — возразил я. — «Гнездо цапли» на этойоконечности Дьюмы с тысяча девятьсот двадцать седьмого года принадлежало Персе.Джон это знал и составил завещания так, чтобы ничего не менялось. Элизабетпоступила так же. Но это не храм. — Я заглянул в комнату, которая находиласьнапротив гостиной. Возможно, кабинет. В луже вонючей воды стоял письменный столс выдвижной крышкой. Книжные полки у стен пустовали. — Это могила.

— Так где нам искать эти рисунки? — спросил Джек.

— Понятия не имею, — ответил я. — Я даже не уверен… — Кусокштукатурки лежал в дверном проёме, и я пнул его. Хотел, чтобы он отлетел, ноштукатурка была слишком старой и влажной. Кусок просто развалился. — Не думаю,чтобы тут были рисунки. Теперь не думаю, когда увидел это место.

Я огляделся, вдыхая влажную затхлость.

— Возможно, ты и прав, но на слово я тебе не поверю, —покачал головой Уайрман. — Потому что, мучачо, ты скорбишь. А скорбь человекавыматывает. Ты слушаешь голос опыта.

Джек вошёл в кабинет, осторожно ступая по влажным доскам,добрался до письменного стола. Капля воды упала на козырёк его бейсболки, и онподнял голову.

— Потолок дырявый, — поделился он своими наблюдениями. —Наверху одна ванная комната, может — две, и, наверное, цистерна, в которую скрыши собиралась дождевая вода. Я вижу трубу. Со временем всё это провалитсявниз, и от стола ничего не останется.

— Смотри, чтоб этого не произошло сейчас, — сказал Уайрман,— а то ничего не останется от тебя.

— Меня больше волнует пол. Проседает под ногами, как мох наболоте.

— Тогда возвращайся, — предложил я.

— Одну минуту. Сначала проверю стол.

И Джек начал выдвигать ящики, один за другим.

— Ничего, — докладывал он. — Ничего… опять ничего… ничего… —Пауза. — Кое-что есть. Записка. Написана от руки.

— Давай поглядим, — откликнулся Уайрман.

Джек принёс записку ему, ступая очень осторожно, пока неминовал залитый водой участок пола. Я читал поверх плеча Уайрмана. Простаябелая бумага. Крупный мужской почерк.

19 августа 1926.

Джонни! Ты хотел — ты получил. Это последняя партия хорошеготовара, и только для тебя, мой друг. «Шампунь» у меня бывал и получше, но ничего не поделаешь. Односолодовый — нормальный. СС — для «простого народа»(хе-хе) 5 Кен в кеге[184] - [видимо бочонок на 5 галлонов — 19 литров]. И, какты просил, Стол Х 2, в cera. Себя не хвалю, просто повезло, но этодействительно последняя партия. Спасибо за всё. Увидимся, когда вернусь с тойстороны лужи.

ДД

Уайрман прикоснулся к «Стол X 2».

— Стол течёт. Остальное что-нибудь тебе говорит, Эдгар?Что-то говорило, но на какое-то мгновение моя чёртова больная память не желалавыдавать, что именно. «Я могу это сделать», — подумал я, а потом, как обычно,двинулся окольным путём. Сначала к фразе Илзе: «Позволите воспользоваться вашимбассейном, мистер?» Сердце защемило, но деваться было некуда. За фразойпоследовало воспоминание о другой девушке, собравшейся поплавать в другомбассейне. Девушке с впечатляющей грудью и длинными ногами, в чёрном закрытомкупальнике. Мэри Айр, запечатлённой для истории Хокни («Смазливая девчушка изТампы» — так она назвала себя). А уж потом я добрался до нужного. Я шумновыдохнул, не подозревая, что какое-то время не дышал.