– Нет, – отрезала она. – Не хочу. Я хочу лишьвыйти. Из дворца вообще. На улицу. Это ведь мой город?

Страж поклонился:

– Ваш, госпожа. Но вам это лучше решить с нашимповелителем, благородным и богоравным Придоном.

Она поморщилась, сперва победоносный, а теперь еще ибогоравный! Правда, после того, как у него за одну ночь зажила рана, всеуверились, что Придон сам превратился в бога.

– Хорошо, – ответила она сухо. – Япоинтересуюсь у вашего богоравного.

И даже благородного, добавила про себя, но решила приберечьэту шпильку. Что-то артанские понятия о благородстве все сильнее отличаются откуявских представлений.

В двери робко вошли девушки, Гелия осмотрела их ревниво и сострогостью.

– Вас артане прислали? Что-то я вас не видела… Будетепомогать готовить мою госпожу к свадьбе. Работы много, так что, если ктозамешкается, – в порошок сотру!

Она сама выбирала для Итании платье, а все служанкисбивались с ног, стараясь ей услужить. Итания покорно примеряла каждый наряд,осматривала себя в зеркало, уже сама снова и снова перебирала платья, только бычем-то занять себя до этой страшной минуты, когда ее поведут в храм. Какжертву, мелькнула мысль, которую приковывают к скале и отдают чудовищу. Ачудовище, насытившись, на время оставляет жителей в покое.

Гелия, прислушиваясь к песням и крикам снизу, усадила Итаниюперед большим зеркалом. Из матовой глубины на нее смотрела бледная женщина сзастывшим лицом, словно вылепленным из белой глины. Служанки обряжали, украшалиплатье, заменили серьги и броши, а в причудливо взбитые волосы воткнулиукрашенный алмазами гребень из слоновой кости. Даже пальцы неприятно отяжелелиот множества золотых колец дивной работы.

На груди теперь позванивали и переливались всеми оттенкамисамоцветы, амулеты и даже талисманы.

Гелия надела ей на запястье изящный браслет, глаза вернойслужанки были полны грусти.

– Он безумно любит вас, госпожа, – прошептала она.

Итания спросила равнодушно:

– Ты его защищаешь?

– Нет, госпожа, – ответила Гелия безбоязни. – Никто не смеет вас обидеть… и потому он уже виноват. Но из всехмужчин на свете… он все-таки лучший.

Она горько усмехнулась:

– Представляю, какие остальные.

Гелия сказала серьезно:

– Лучше не представляйте, госпожа.

Одна из служанок, немолодая миловидная женщина с добрымлицом и участием в глазах, сказала тихо:

– Вам плохо, госпожа… мы все понимаем, но зато вас неотдали в мужья старому Корнелюку, чтобы скрепить союз с Угамыцем, не отослали вдалекий Вантит, чтобы тот смотрел в нашу сторону благосклоннее… У вас –красавец муж! Он молод и силен. Увы, у красивых девушек – горькое счастье.Меня отдали замуж за хорошего человека, но он был одногодком моему деду, а мнеисполнилось тогда только четырнадцать весен…

Другая служанка, молодая и хорошенькая, сказала мечтательно:

– А как он силен!..

– И красив, – добавила третья.

Из большого зала раздались пьяные крики, звуки музыки. Дверьрезко распахнулась, Итания подумала, что, если бы кто-то стоял близко, дверьюего прибило бы, как муху. Артане никак не научатся открывать дверь… как люди.

На пороге вырос громадный мужчина, широкая грудь блестела толи от пота, то ли на нем испробовали душистые масла, в могучих пластинахгрудных мышц отражались оранжевые язычки светильников, длинный узкий шрамвыглядел как украшение, еще три шрамика поменьше белели на плечах и один наскуле.

Одна из служанок вздохнула, щеки заалели, она поспешноопустила голову. Мужчина сказал резким металлическим голосом:

– Меня зовут Щецин. Я один из тех, кому Придондоверяет. Напоминаю, что вождь и повелитель изволил спуститься в нижний зал.

Итания вскинула брови, постаралась, чтобы голос прозвучалнейтрально, как если бы опустилась до разговора с самым низким из слуг:

– Ну и что?

Артанин стиснул челюсти, под смуглой кожей вздулись литыежелваки. Он взглядом дал понять Итании, что она ему тоже не нравится, но вслухсказал сдержанно:

– Это значит, что никто не смеет заставлять его ждать.Никто!

Гелия из-за ее спины крикнула торопливо:

– Сейчас, сейчас! Скоро выходим.

Артанин кивнул, в глазах блеснула искорка триумфа. На Итаниюсмотрел свысока и с неприязнью, лицо суровое, весь как вырезан из дерева,тугой, без капли лишнего жира, хоть и не молод. Будь у придворных ее отца такиеже фигуры, то и они, возможно, ввели бы обычай появляться… ну, вот такхвастливо.

– Хорошо, – сказал он сдержанно, –заканчивайте.

– Я закончу без вас, – сказала она холодно.

– Но со мной быстрее, – возразил он.

Слышно было, как за дверью протопали, захохотали грубыемужские голоса. Итании уже приходилось слышать такие голоса, хотя и оченьредко: обычно они принадлежали крупным, очень сильным мужчинам с обветреннымилицами, обожженными морозом и зноем щеками, но такие очень редко появлялись водворце.

Ей взбивали прическу, она краем глаза видела лицо этого, какон назвался, Щецина, явно не простого воина, по стати видно, что герой, полицу – военачальник, а по взглядам, что бросает на нее, понятно даже, зачто ненавидит: артане – бесхитростный народ, у них все на лице, все в глазах,а говорят именно то, что думают. А ненавидит ее за Придона, за его страдания.Ведь Придона видели все эти полгода, слышали о его страданиях, слушали егопесни.

На миг сердца коснулось понимание и даже сочувствие к этомуЩецину. Отступило даже то, что она тоже не пела и не плясала эти полгода, какон наверняка думает. А ее рана в сердце не меньше, чем была у Придона на спине…

За дверью снова резво протопали, как будто бежал молодойконь, в щель просунулась голова молодого артанина. Не замечая Щецина, что стоялв сторонке, он объявил весело, глаза стреляли по молоденьким служанкам:

– В главном зале уже все готово. Кстати, там негдеяблоку упасть!

Гелия пошутила:

– Если там так тесно, то, может быть, нам не ходитьвовсе?

Ее щебечущий голос не разморозил ледяную корку вокруг сердцаИтании. Напротив, страх ледяными иглами пронзил все тело, больно кольнул вгрудь. Она с трудом поднялась, служанка подала ей руку. Итания кивнулаблагодарно, в глазах защипало. Она, принцесса, идет к алтарю, опираясь не наруку отца или близких ему людей, а на руку простой служанки!

– Пойдемте, – сказала она обреченно. Онавздрогнула, добавила, словно извинялась перед служанками: – Они в самомделе способны ворваться… и потащить нас силой!