самом деле они поселились на краю огромного континента, тот факт, что они пришли на эту землю, обменялись с местными жителями товарами и выстрелами из луков и рассказали о существовании этого места тем, кто остался на родине, имел большое значение. На какое-то время это замкнуло цепочку взаимодействий, связывавшую человеческие общества от Америки до Дальнего Востока[993].

Однако в следующие 550 лет после того, как викинги рубили деревья в средневековом Винланде, в районе Атлантического океана не наблюдалось никакого значимого взаимодействия. Скандинавскую колонию в Л’Анс-о-Медоуз, состоявшую из деревянных построек и крытых торфом жилищ, оставили и сожгли через пару десятков лет после основания. Точно так же скандинавы в конце концов ушли из Гренландии. Таким образом, пока на Черном, Балтийском и Средиземном морях шло оживленное торговое судоходство, Атлантика в позднем Средневековье оставалась огромным знаком вопроса на карте мира и представлялась людям скорее преградой, чем мостом к чему бы то ни было.

Однако в XV в. ситуация начала меняться. Знакомство европейцев с «дальней» стороной Атлантики продвигалось медленно, но тем не менее все-таки происходило. Пожалуй, одну из самых важных ролей в этом процессе сыграл португальский принц Генрих (Энрике) Мореплаватель.

Генрих был младшим сыном короля Португалии Жуана I и его английской жены Филиппы Ланкастерской. Он родился в 1394 г. и вырос при дворе, где царил дух безудержных политических амбиций[994]. Став первым королем новой Ависской династии, Жуан I задался целью возвысить Португалию и сделать ее ведущей европейской державой[995]. Ради этого он вмешался в Столетнюю войну, подписал бессрочный мирный договор с Англией[996], открыл свою столицу Лиссабон для итальянских банкиров и фламандских купцов, способствовал превращению Португалии в морской перевалочный пункт между фламандскими, английскими и средиземноморскими портами и активно готовил свою семью к участию в своем великом проекте[997]. Его дети получили превосходное образование и заключили удачные браки – инфанта Изабелла, как мы видели, вышла за Филиппа Доброго, коварного бургундского герцога, который охотно покровительствовал людям искусства, в том числе Яну ван Эйку[998]. Что касается Генриха и его братьев, то им предстояло распространять португальское влияние за пределы королевства, и они, как правило, добивались поставленной цели силой оружия.

Территориальная экспансия играла важную роль в истории и самосознании португальцев. Само королевство появилось благодаря усилиям многих поколений сражавшихся в Реконкисте крестоносцев: год за годом упорно воюя против Альморавидов, Альмохадов и правителей аль-Андалусских тайф, им удалось создать и расширить собственное государство, вытянутое вдоль Атлантического побережья Пиренейского полуострова. Это был долгий и трудный процесс. Лиссабон отбили у мусульман только во времена Второго крестового похода в 1147 г. Понадобилось еще сто лет, чтобы королевство прочно встало на ноги, а его границы расширились до Алгарви. В конце концов дело было сделано. Ко времени Генриха Мореплавателя на материке больше не осталось земель для завоевания. Будущее лежало за океаном.

Летом 1415 г. Генрих, которому был 21 год, сопровождал отца в походе на Сеуту. Эта территория на северном побережье Марокко в устье Гибралтарского пролива открывала путь из Средиземного моря в Атлантику – когда-то считалось, что именно здесь стоят Геркулесовы столбы. Сеутой правил султан Марокко, но она обладала огромной экономической привлекательностью для португальцев, не в последнюю очередь из-за того, что на берегу располагалась конечная остановка пересекавшего Северную Африку караванного маршрута, по которому через Сахару ежегодно доставляли на верблюдах тонны золота из рудников Западного Судана[999]. Это был мусульманский город, что в целом хорошо вписывалось в португальскую традицию расширяться за счет земель, отнятых у неверных. Для захвата Сеуты Жуан приготовил огромный флот и несколько десятков тысяч воинов и лично взял на себя командование операцией. Он разработал подробный план взятия города; штурм начался 21 августа, и город пал почти без сопротивления в течение одного дня. Генрих получил в бою ранение, но не серьезное. После того как все закончилось, португальцы превратили мечеть Сеуты в импровизированную церковь и отслужили в ней мессу. Генриха, еще не снявшего доспехи, там же посвятили в рыцари – «то было великолепное зрелище», как писал один очевидец, – и отец назначил сына правителем города[1000]. Это сообщило молодому человеку устойчивый интерес к сохранению Сеуты под властью Португалии (здесь его ждали некоторые трудности, поскольку возмущенные марокканцы неоднократно пытались вернуть владение себе) и к дальнейшему расширению зоны португальского влияния вдоль длинного и богатого западноафриканского побережья.

Хотя сам Генрих, несмотря на свое историческое прозвище, не был мореплавателем в прямом смысле этого слова, он щедро финансировал и активно поддерживал тех храбрецов, кто был не прочь отправиться на юг в поисках новых земель, о которых европейцы пока имели довольно смутное представление. Конечно, все отлично знали, что по ту сторону Сахары лежат баснословные природные богатства (в атласе мира, изданном на Майорке в 1375 г., центральные районы Африки были обозначены фигурками чернокожего короля с золотыми регалиями и элегантного работорговца в роскошном длинном одеянии, восседающего верхом на верблюде). Однако попасть в эти земли было не так легко – доступ к ним во многом зависел от мусульманских посредников. Португальцы задались целью отказаться от караванных маршрутов Сахары и найти вместо этого морские пути, позволяющие направить все богатства Западной Африки прямо в Средиземное море. Если им удастся это сделать, рассуждал Генрих, все они, несомненно, разбогатеют. Сам он обычно забирал в свою пользу 20 % общей прибыли тех морских предприятий, в которые вкладывал деньги. Средства для этого, безусловно, имелись. Корабельные технологии совершенствовались: в XV в. появились каравеллы – легкие и быстрые суда с треугольными (латинскими) парусами, способные преодолевать большие расстояния и при этом маневрировать в бухтах, портах и у береговых линий. Латинское парусное вооружение позволяло морякам лавировать против ветра, что с прямоугольными парусами ранее было совершенно невозможно[1001]. Кроме того, к этому времени было накоплено достаточно знаний о силе и скорости атлантических ветров, и мореплаватели осознали, что с юга на север можно вернуться, если выйти в Атлантику, а затем заложить круг обратно в сторону Иберии, вместо того чтобы с большим трудом продвигаться назад вдоль побережья. Благодаря всем этим достижениям не было недостатка в добровольцах, готовых отправиться в неизвестность.

Первые экспедиции под эгидой Генриха отправились в путь вскоре после взятия Сеуты. Несколько кораблей по чистой случайности пристали к архипелагу Мадейра, который Генрих приказал объявить португальским владением. Вскоре после этого в конце 1420-х и начале 1430-х гг. таким же образом были колонизированы Азорские острова. В 1450-х гг. венецианский исследователь и работорговец Альвизе Кадамосто, совершая плавание вдоль побережья Гвинеи, заявил права на острова Кабо-Верде. Участники этих морских походов видели в пути много чудесных и