— Мне надо поговорить с Хортоном. Этикандидатуры должны быть безупречными.

— Он представил предварительный список издесяти кандидатов. Кандидатуры вполне приличные.

— Мне нужен молодой белый консерватор,выступающий против абортов, порнографии, гомосексуалистов, контроля зараспространением оружия, расовых квот и прочей чепухи.

Он промахнулся и раздраженно сбросил ботинки.

— Мне нужны такие судьи, которые ненавидятнаркоманов, преступников и предпочитают смертную казнь. Понимаешь?

Коул звонил по телефону и одновременно кивал взнак согласия со своим боссом. Он подберет нужные кандидатуры и убедитпрезидента.

Льюис К.О. сидел с директором на заднемсиденье неприметного лимузина, отъехавшего от Белого дома и медленнопрокладывавшего путь по переполненным в час пик улицам. Войлзу нечего былосказать. В эти первые часы трагедии пресса все еще неистовствовала. Репортерыкружили как воронье. По меньшей мере три комитета в конгрессе объявили ослушаниях и расследованиях по делу об убийствах судей. А тела еще не успелиостыть. У политиков кружились головы, и они, расталкивая друг друга, лезли вцентр внимания. Одно скандальное заявление следовало за другим. Сенатор Ларкиниз Огайо ненавидел Войлза, а Войлз ненавидел сенатора Ларкина из Огайо, поэтомусенатор созвал пресс-конференцию тремя часами ранее и объявил, что егоподкомитет немедленно займется расследованием того, как ФБР обеспечивало охранудвух погибших судей. Но у Ларкина была подружка, и довольно юная, а ФБР имелокое-какие фотографии, и Войлз был уверен, что расследование может бытьотложено.

— Как президент? — спросил наконец Льюис.

— Который?

— Не Коул, а тот, другой.

— Цветет. Просто цветет, хотя ужасно страдаетпо поводу Розенберга.

— Надо полагать.

Они ехали молча к зданию Гувера. Ночьпредстояла долгая.

— У нас появился новый подозреваемый, — сказалЛьюис после затянувшейся паузы.

— Ну-ка, скажи.

— Человек по имени Нельсон Манзи.

Войлз медленно покачал головой:

— Никогда не слышал о нем.

— И я тоже. Это долгая история.

— Изложи мне вкратце.

— Манзи — очень богатый промышленник изФлориды. Шестнадцать лет назад его племянница была изнасилована и убитаамериканцем африканского происхождения по имени Бак Тирон. Девочке былотринадцать. Чрезвычайно зверское изнасилование и убийство. Я избавляю вас отподробностей. Манзи не имел детей и боготворил свою племянницу. Суд над Тирономпроходил в Орландо. Его приговорили к смертной казни. Преступника тщательноохраняли, потому что угрозы сыпались отовсюду. Некие евреи — адвокаты крупнойнью-йоркской фирмы — без конца строчили всевозможные апелляции, и в 1984 годуэто дело попало в Верховный суд. Дальше вы догадываетесь: Розенберг возлюбилТирона и стряпает эту нелепую Пятую поправку о самоинкриминации, чтобыисключить из дела признание, которое подонок сделал через неделю после егоареста. Собственноручное признание Тирона на восьми страницах. Нет признания —нет дела. Далее Розенберг пишет путаное решение, принятое пятью голосами противчетырех, и отменяет постановление суда. Чрезвычайно путаное решение. Тиронаосвобождают из тюрьмы. Через два года он исчезает и больше не появляется. Ходятслухи, что Манзи заплатил, чтобы Тирона кастрировали, изувечили и скормилиакулам. Только слухи, как говорят власти Флориды. Затем, в 1989 году, явныйнаемный убийца расстреливает главного адвоката Тирона, человека по имениКаплан, возле его квартиры в Манхэттене. Какое совпадение.

— Кто намекнул тебе об этом?

— Два часа назад мне позвонили из Флориды. Ониубеждены, что Манзи отвалил кучу денег, чтобы убрать Тирона и его адвоката. Онитолько не могут доказать это. У них есть анонимный информатор, который говорит,что знает Манзи, и время от времени поставляет им сведения. Говорит, что Манзиуже несколько лет ведет разговоры об устранении Розенберга. Во Флориде считают,что он слегка сдвинулся после убийства племянницы.

— Какое у него состояние?

— Достаточное. Миллионы. Никто точно не знает.Он очень скрытный. Во Флориде убеждены, что он способен на это.

— Давай проверим. Звучит интересно.

— Я займусь этим сегодня вечером.

— Ты уверен, что тебе надо три сотни агентовна это дело?

Войлз прикурил сигару и опустил стекло.

— Да, может быть, даже сотни четыре. Нам нужноразвязаться с этим дельцем, пока пресса не сожрала нас заживо.

— Это будет нелегко. Кроме пуль и шнурка, этипарни ничего не оставили после себя.

Войлз выпустил облако дыма в окно.

— Я знаю. Можно сказать, что сработано слишкомчисто.

Главный с распущенным галстуком склонился надсвоим столом. У него был измученный вид. Трое судей и полдюжины клерков сиделив комнате и приглушенно переговаривались. Потрясение и усталость были очевидны.Джейсон Клайн, старший помощник Розенберга, выглядел особенно подавленно. Онсидел на небольшом диванчике и тупо смотрел в пол, пока судья АрчибальдМаннинг, исполнявший теперь обязанности старшего судьи, говорил о протоколе ипохоронах. Мать Джейнсена хотела устроить небольшую частную епископальнуюслужбу в пятницу в Провиденсе. Сын Розенберга, адвокат по профессии, передалРэнниену перечень указаний, подготовленных судьей после повторного удара, вкотором он выражал желание, чтобы тело его было кремировано после гражданскойпанихиды, а пепел развеян над резервацией индейцев племени сиу в Южной Дакоте.Хотя Розенберг был евреем, он отказался от веры и объявил себя атеистом. Онхотел упокоиться вместе с индейцами. Рэнниен считал это уместным, но не сказалоб этом вслух. В смежном кабинете шесть агентов ФБР пили кофе и нервноперешептывались. За день поступили новые угрозы. Некоторые из них появилисьсразу же после утреннего обращения президента. Уже наступили сумерки, иподходило время сопровождать оставшихся судей домой. Каждый имел по четыреагента в качестве телохранителей.