Я принимаю её придурь как данность. Нельзя же любить в человеке только хорошее.

Проспав весь день и не найдя в телефоне пропущенных, забеспокоился. Нет, умом я понимал, что Марине тоже нужно время отоспаться, но с каждым часом верить в это получалось всё хуже.

И снова здрасьте. Дома её не оказалось…

Да что ж такое?!

К сигаретам добавилась бутылка виски. Я снова ждал у здания театра и где-то в перерыве между матерными мыслями признал, что такого жёсткого дежавю никогда не испытывал.

Сообщение от Марины застало меня ещё в той стадии подпития, когда осознаёшь, что безопасней вызвать такси. Водитель бар узнал, а вот я Марину – не сразу.

Она даже не пыталась оправдываться! В конце концов, я вышел из себя, затем снова зашёл и, кажется, смирился, что у нас тяжёлый случай.

Зато она целует божественно.

С собратом по несчастью мы спелись моментально. Марк хоть и старше, но натерпелся со своей чокнутой не меньше моего. И вот мы едем по ночному городу на его машине, выразительно переглядываясь под нетрезвый смех девочек с заднего кресла…

Не знаю, какие мантры у Марка, а я рассматриваю пьяное селфи. Приятно, что в полном баре мужиков она продолжала думать обо мне и хотела уйти со мной, а не с кем-то другим. Сейчас это главное. Остальное даже не анализирую.

В бильярдной делимся на пары. Марк с Надей в другом конце зала цедят кофе, обмениваются искрами и, похоже, снова делают друг другу нервы.

Шары со стуком разлетаются по зелёному сукну. Когда Маришка обещала меня нагнуть, я казался себе более трезвым. Дела с координацией у неё действительно хуже, но опыта больше. Намного. И после разминочной партии она это просекает.

– Ты же не думаешь, что я с тобой играю на интерес?

Думаю? Да я злой как чёрт! Единственное, о чём я могу в таком состоянии думать, это как бы поскорее забрать её отсюда.

– А на что? – спрашиваю запальчиво.

– Сейчас я тебя сделаю и мы попрощаемся.

– Ты хотела сказать: «если».

– Не обольщайся.

Умеет, зараза мотивировать. Моя рука никогда ещё не держала кий так неуверенно.

Когда Марина загоняет третий шар в лузу, я психую. Как она это делает? Вот как?! С трудом попадая по шару?

– Совет на будущее: никогда не недооценивай противника.

– Сама-то не забыла им воспользоваться?

Я и без того злюсь, что меня опять футболят, а теперь она меня советами доканывает. Ну да, куда мне сопляку до взрослой тёти.

До этого момента я почему-то не думал о том, что на войне все средства хороши. То и дело залипаю на обтянутые кожей ягодицы, а о том, что я тоже красавчик как-то позабыл. Мысль о проигрыше приводит меня в бешенство и усыпляет совесть.

– Лиам! – уже через минуту возмущается она.

– Я ничего не делаю, – горячо выдыхаю у неё над ухом, сжигая взглядом родинку на шее. – Какие-то проблемы, Марина Андреевна? – бессовестно перехожу на шёпот. – Может, нам сойтись на ничье?

– Не получится, Лиам.

И да, она мажет!

Чего мне самому стоит забить шар, отдельная история. От напряжения чуть зубы в порошок не стираю, пока прицеливаюсь.

Есть!

– Бойся меня, Марина Андреевна! – провоцирую, демонстративно целуя кий. – Я мастер поступательных движений рукой.

– И поступательных по-свински движений по жизни, – хрипло фыркает Марина, зачарованно уставившись на мои предплечья, пока я намерено долго совершаю следующий удар. – Что и требовалось доказать! Это был пропих. В сторону, юноша. Мой ход.

Уперевшись двумя руками в борта, откровенно ныряю взглядом в вырез блузы. Маринка вскидывает бровь. Дразнит, склоняясь ещё ниже…

– Вам ещё долго? – отвлекает нас её подруга.

– А это зависит от того, когда Марина Андреевна признает поражение.

Краешек её упрямо сжатых губ дёргается в усмешке.

– Нашла кого слушать. Дала мальчишке партию форы, он и поверил в себя.

Я на рефлексах отшучиваюсь, а мозг судорожно соображает, как её удержать.

Отец говорит – если есть проблема, сперва ищи причину, там и решай.

Хорошо, па. Она у меня бесноватая. Как решить ЭТО?!

– Нам, кажется, по пути. Подбросить? – спрашивает Марк, пока девушки тихо шепчутся в сторонке.

– Марина с матерью живёт.

– Не готов к знакомству с родителями?

На мгновение впадаю в ступор.

Господи. Я олень.

Она старше. Сколько ещё раз нужно меня в это ткнуть, чтобы я осознал, где собака зарыта?

Марина просто боится реакции моего отца. Я, честно говоря, и сам не представляю, как он отреагирует. Но я от него не завишу, и ни секунды не даю об этом забывать.

Ему меня нечем прижать. Отец это знает, поэтому мешать не будет.

– Я отвезу тебя домой, – говорю, когда мы остаёмся вдвоём.

– Мы не доиграли.

Смахиваю часть шаров в край стола.

– В этом нет смысла, – бросаю сухо. – Я тебя услышал.

Марина удивлена, но не спорит. Даже как-то сникает внешне.

Ловлю такси, внутренне психуя, что оставил машину у театра. На своих «колёсах» было бы проще. Довела меня, зараза! Теперь придётся спорить при водиле…

Но мне неожиданно везёт. В тепле салона Марину быстро вырубает.

Она будет в бешенстве, когда проснётся.

Так не делают, знаю. Нужно добиться согласия, проявить выдержку, уважение к её решению и вот эту всю старпёрскую хренотень.

Моросит. В дом Марину вношу на руках, счастливый укладываю к себе в кровать.

Не быть мне идеальным и ладно. Знаем мы эти идеалы, видели. На фиг надо.

Лиам

Уснуть не получается. Марина ворочается, будто я её на угли положил, а не на простыню из японского шёлка. Тошнить не должно, не настолько она была пьяная. По крайней мере, говорила и соображала связно.

Веду рукой по приоткрытым губам. Пересохшие.

На пару секунд растворяюсь в её размеренном дыхании, в уютном полумраке комнаты, в перестуке дождя за толстым оконным стеклом… Она вызывает во мне неоднозначные чувства. В груди колотится адская мешанина из эйфории обладания и зыбкой тревоги. Как будто бабочку поймал и теперь боюсь разжать кулак. Чувствую, что упорхнёт. Они всегда улетают к солнцу.

Очередной выдох щекочет ладонь – у меня вздрагивают пальцы и тянет где-то под ложечкой. Мне кажется, именно так ощущается нежность.

Я её в жизни недополучил, теперь улыбаюсь как пьяный. Забытое чувство бьёт в голову.