– Зеленым луком, – пришел на помощьСережка, – вот результат.

– И она съела? – разинула ротпредседательница. – Собачка сожрала такую горечь?

– Ей понравилось, – пожал плечамиСережка.

– И морда странная… и лапы… Знаете, накого она похожа? На крокодила! – сообразила гостья.

В комнате стало очень тихо.

– Давайте попьем чайку! – закричалаЮля.

Сережка наклонился ко мне:

– Лампудель, если сейчас не унесешь Асю,нас выселят. Ну-ка, вспомни, Матросов лег грудью на амбразуру, чтобы спаститоварищей, а ты боишься аллигатора.

– Очень, ну просто очень напоминаеткрокодила, – зудела Нина Ивановна, роясь в сумке. – Ну-ка, где моиочки!

Сережка пнул меня в спину. Ощущая себя храбрымспартанским мальчиком, я подскочила к Асе и, схватив ее за шершаво-мягкое тело,прижала к своей груди. Сейчас она откусит мне руки, голову, а потом сожрет всеостальное. Чтобы неповадно было проявлять героизм в недобрый час. Впрочем, есливспомнить историю, все герои плохо заканчивали, это уже после их смерти именанесчастных присваивали улицам и площадям, но меня появление переулка подназванием Ламповский не обрадует, мне-то уже будет все равно!

Однако отчего-то Ася совершенно спокойнолежала на моих окостеневших от ужаса руках.

– Вот видите, – зачастилСережка, – какой крокодил! Разве бы Лампудель смогла так нежно обниматьхищника! Это всего лишь маленькая трогательная московская пупырчатая голаятой-такса. Лампа ее просто обожает, целыми днями целует.

Поняв, что следующей его фразой будет: «Ну-ка,Лампуша, покажи, как ты обожаешь Асю», я попыталась шагнуть в сторону коридора,но ноги словно кто-то прибил к полу.

Тем временем Нина Ивановна вынула большиеочки, нацепила их на нос и велела:

– Евлампия, ну-ка поднесите собачкупоближе, я хочу получше рассмотреть ее!

Тут словно какая-то невидимая рука пнула меняпониже спины, и я вымелась из комнаты на крейсерской скорости. Последнее, чтоуслышала, был бодрый голос Сережки:

– У щенка очень строгий режим, ему пораужинать. Давайте же, Нина Ивановна, заявление. Сейчас все подпишем. Абсолютноправильная инициатива! Держать дома экзотических животных нельзя!

На следующее утро я приехала к Ирочке и спорога спросила:

– У тебя не пропадало кольцо?

– Какое? – удивилась она.

– В доме много украшений?

Ира кивнула:

– Да, они принадлежали Розалии Львовне, атеперь вот достались мне.

– Ты хорошо знаешь, что лежит в ящиках?

– Естественно, – улыбнуласьИра, – мне нравится разглядывать ювелирные украшения.

Я принялась описывать перстень, тщательновспоминая слова Алексея Корсакова.

– Массивная золотая оправа, в нейогромный бриллиант необычайной формы. Камень держат «лапки», слегка изогнутые.

– А ну-ка постойте, – сказала Ирочкаи ушла.

Я осталась одна в гостиной и, чтобы скраситьожидание, стала изучать обстановку. Конечно, дом замечательный, комнатыпросторные, потолки выше трех метров. Есть только один, на мой взгляд,существенный недостаток. Напротив находится еще одно здание, и вечеромприходится задергивать плотные шторы, потому что любопытные соседи могут статьнепрошеными свидетелями вашей жизни.

– И кто сказал, что перстень сбриллиантом? – поинтересовалась, вернувшись, Ира.

Я передала ей рассказ Алексея. Она покачалаголовой:

– Да нет, Корсаков все напутал! Был такойперстень, но его украшал кристалл горного хрусталя. Оригинальная авторскаяработа, кольцо дорогое, но не безумно.

– Откуда оно у Вени?

Ирочка помялась:

– Я дала.

– Да ну?.. И зачем?

– У Вени украли машину, иномарку, чужую.Хозяин потребовал оплатить ее стоимость. А откуда Веньке деньги взять? Онприбежал ко мне, попросил в долг. Только ему требовалось отдать десять тысячдолларов, у меня такой суммы не нашлось. Конечно, у Семена Кузьмича деньгибыли, но я не хотела у него клянчить, неудобно показалось, – ответила Ира.

Я кивнула. Действительно, не слишком красивобрать накопленное у законного мужа и отдавать любовнику. Правда, Семен Кузьмичбыл супругом Ирочки, так сказать, де юре, но это, согласитесь, не очень меняетположения вещей.

– Вот я и отдала ему кольцо, –сказала Ирочка, – оно мне велико было, да и не нравилось совсем. Велелаотнести Алеше в качестве первого взноса!

Я молча смотрела на нее, что-то в этой историимне не нравилось. Только что?

– А Корсаков дурак, – усмехнуласьона, – решил, что у него в кармане эксклюзивный бриллиант, и простил Веневесь долг.

– Простил? – изумилась я. – Тыуверена?

Ира кивнула:

– Венька не растерялся и расписку с неговзял, ну типа: «Я, Алексей Корсаков, не имею никаких претензий к ВениаминуПавлову и считаю, что он вернул мне всю сумму за разбитый «Пежо».

Я тяжело вздохнула:

– Ты рассказывала эту историю в милиции?

– Нет, – удивилась Ира, –зачем? Они ни о чем таком не спрашивали.

– Понимаешь, о чем она свидетельствует?

– Ну… Венька раздолбай. Разве можно братьчужую машину, если водишь хреново!

– Ира, – сказала я, – подумай,Вениамин заявил, что ничего не знал про смерть Семена Кузьмича, а в Челябинсксобрался, чтобы якобы у папы денег попросить. Он хотел долг Корсакову отдать, ана билет не хватало, вот и прикатил к маме. Понимаешь?

– Что тут особенного? – пожалаплечами девица.

– Зачем же Вене катить в Челябинск, еслиситуация с «Пежо» улажена? Он соврал, денег у отца ему было просить незачем.Почему же он собрался в Челябинск? Извини, но ничего, кроме того, что он хотелспрятаться от органов МВД, не приходит в голову.

Ира осталась сидеть с разинутым ртом. Спустяпару минут она пробормотала:

– Ясно. Зачем же его тогда в Челябинскпотащило?

– Хотел избежать наказания за убийство.

– Он не убивал! – воскликнулаИрочка.