– Не уважаете нас, за покойницу не подняли.

Но я теперь умею отбиваться.

– Язва желудка замучила.

Обычно подобного заявления хватает, чтобы отвязались, но нев этот раз.

– Так некоторые язву водочкой лечат, – настаивал мужчина, –давайте, а то обидимся…

– Отстань, Лешка, – велела Надежда.

– Нет, пусть выпьет за Нинельку, чтоб земля ей пухом, – неуспокаивался Алексей.

– Ладно тебе, – вмешалась незнакомая женщина, – чегопривязался.

– Нет, – уперся захмелевший мужик, – пока не опрокинет,из-за стола не выпущу.

– Вот идиот, – в сердцах воскликнула Лиана, – не обращай нанего внимания. Пойдем, вынем пирог из духовки.

Полная благодарности, я побежала за ней на кухню. Мневручили большой поднос с кулебякой. Стараясь не уронить изумительно пахнущийкулинарный шедевр, я задом попятилась в прихожую, аккуратно сталаразворачиваться и услышала стук входной двери.

– Что тут происходит? – раздался недовольный молодой женскийголос.

Странный вопрос для пришедшей на поминки. Я попробоваларазглядеть новую гостью, но в маленькой прихожей почти непроглядная темнота.

– Да вы пройдите в комнату, – велела я, с трудом удерживаятяжеленный пирог, – там все.

– Ладно, – грозно сообщила женщина.

Я снова пошла на кухню, а таинственная незнакомка сумелапродвинуться в помещение, где вовсю шли поминки.

– Назад несешь? – удивилась Лиана.

– Там женщина появилась.

– Кто?

– Не знаю.

В этот момент из комнаты раздался крик. Так вопит стадион,когда болельщики видят необыкновенно красивый гол, на одном дыхании, все сразу:а-а-а!

Мы с Лианой разом кинулись в коридор. Я не удержала пирог, икулебяка с размаху вылетела в прихожую, шлепнувшись в чьи-то ботинки. Крикпродолжался. Чертыхаясь, Лиана понеслась в комнату и завизжала. Я отодвинула ееи уставилась на виновницу переполоха.

У стола стояла полноватая женщина. Красивые черные волосыспускались волнами на плечи. Огромные бездонные карие глаза гневно оглядывалигостей. Тонкий нос подрагивал, а полукружья бровей грозно насупились.

– Что здесь происходит? – закричала гостья.

Лиана, не говоря ни слова, села на пол. Толстый мужик,предлагавший мне выпить, абсолютно бледный, вытянув вперед руки, словнозаведенный, твердил:

– Нет, нет, нет…

– Говорила же, – завопила Надежда, – в гробу не она лежала.Нинелька совсем другая, а вы мне: смерть меняет! Вот она,живехонька-здоровехонька!

– Вы Нинель Сундукян? – спросила я в ужасе. – НинаВагановна, поэтесса?

– Она самая, – подтвердила женщина, раздраженно смахивая солба спутанные прядки, – именно Нина Сундукян. Кстати, я здесь живу и совершенноне понимаю, что происходит в моей квартире и отчего тут устроен праздник!

– П-п-праздник, едрена Матрена, – ожил толстый мужик, – нифига себе удовольствие, на поминки собрались, после похорон.

– Умер-то кто? – изумилась Нина. – Но… почему у меня вквартире?

– Так тебя сегодня кремировали, – радостно пояснила Надежда,– жаль, не видела. Здорово все прошло. Платье надели бархатное, темно-синее,платочек кружевной, цветов принесли, речь сказали, а теперь, вот погляди, столсобрали, не одну тысячу истратили…

– Кто же сказал, что я умерла? – изумилась Нина.

– Лианка, – ответила Надя.

Лиана медленно помотала головой.

– Лично твой труп видела.

– Значит, не мой, – спокойно ответила Нина и расхохоталась:– Ну и морды у вас!

Лица присутствующих и впрямь слегка вытянулись.

– Не может быть, – схватилась за голову Лиана, – я же виделатвое тело!

– Следовательно, не мое, – усмехнулась Нина, – зряобрадовалась.

– Так чье же? – воскликнула Лиана. – Кого мы сегоднякремировали?

Вот это вопрос!

Успокоились не сразу. Потом снова сели за стол и принялисьрадостно поднимать бокалы за здравие хозяйки дома. Через час присутствующиеоказались пьяными в стельку. Трезвыми оставались только я и Нина.

– Просто Кафка, – вздохнула хозяйка, закуривая, – ни за чтобы не поверила, если бы кто рассказал про такое! Ну Лианка, ну дура, ну что жеты мне устроила! Как теперь паспорт получать… да и доказывать придется, что яжива! Вот уж поторопилась меня похоронить…

Ее довольно полные руки нервно вздрагивали.

– Не ругайте сестру, – тихо сказала я, – она оченьпереживала, что толкнула вас на самоубийство.

– Фу, – гневно воскликнула Нина, – придет же такая дурь вголову!

Я молча вытащила из сумки записку и протянула женщине.

– Вы писали?

– Никогда. И почерк не мой.

– А в Доме творчества отдыхали?

Нина многозначительно улыбнулась.

– Зачем вам знать?

– Искали погибшую женщину и следы привели к писателям…

Сундукян ухмыльнулась:

– Да уж, не хочешь себе зла, не делай людям добра! ПожалелаЛюдмилку, вот и результат.

– Кого?

– Людмилу, стоматолога.

Я непонимающе уставилась на Нину, и та мне все объяснила.

Зубы у Нины плохие с детства, вот всю жизнь и мучается.Много лет искала хорошего врача и напала на Людмилу Георгиевну Шабанову. У той– золотые руки. Ниночка стала постоянной клиенткой ее кабинета. Сначала простоставила пломбы и штифты, затем женщины подружились, сблизились, стали вместеходить в театры и на концерты. У Людмилы не было семьи, Нина тоже не обремененани мужем, ни детьми. Отношения крепли.

Не так давно Мила пожаловалась Нине, что очень устала. Людираздражают ее до бешенства, даже в метро ездить противно.

– Отдохни, – посоветовала Сундукян, – скатай на море, вЕгипет или Эмираты, там сейчас классно.