– Дарья, ты этим профурсеткам деньги платишь?

– Конечно, – растерялась я.

– А зря, – отрубила подруга, – хамки и лентяйки. Катькакартошку даже не умеет приготовить, разварила в лохмотья, на стол подать стыдно!Мясо, как подметка, а салат даже моя обезьяна лучше порежет!

– Так на все всего час времени был, – взвыла Катерина, непривыкшая к таким претензиям.

– А хоть бы пятнадцать минут, – отчеканила Алиска, –нанялась – работай. А то ишь задницу отрастила, как у памятника.

– При чем здесь памятник? – изумилась я.

Гостья фыркнула:

– А при том, что у Катьки жопа, как постамент для памятника!

Ира тихонько хихикнула. Алискин гелиевый ноготь, покрытыйтемно-синим лаком, уперся ей прямо в лицо.

– А эта, – процедила Алиса, – лентяйка, неумеха и неряха. Наподоконнике грязь, под диваном пыль, от ковров блевотиной несет.

– Это сегодня Снапа стошнило, ротвейлера, – попыталасьотбиться Ира.

– А ты убери, – велела Алиса, – не нравится, ступай набиржу. Знаешь, сколько охотников на твое место? Значитца, так, девчушки.Хозяйка ваша, Дарья Ивановна, человек добрый, можно сказать, бесхребетный, вотвы и разбаловались. Ну да ничего. Теперь я за вас возьмусь! Будете в потолокплевать, выгоню. А сейчас, Катька, неси чай. Только свежезаваренный да горячий,а то и утром и днем помои подавала. Ирка, бегом в мою спальню белье менять.

– Так только вчера постелила, – пискнула, становясь меньшеростом, Ира.

– Белье, – четко произнесла Алиса, – полагается менятькаждый день всем. Слишком много у тебя свободного времени, вот и употребляй егона глажку, усекла? А теперь за работу, поняли, лентяйки?

– Поняли, Алиса Михайловна, – закричали женщины и понеслисьвыполнять приказы.

Я потрясенно глядела им вслед. Вот уже несколько лет пьючуть теплый чай или кофе. Отчего-то в нашем доме напитки, которые должны бытьгорячими, всегда имеют одну – комнатную – температуру…

– Так-то, – удовлетворенно вздохнула балерина, – неволнуйся, наведу у тебя полный порядок, по струнке ходить станут, раздолбайки.

– Не ругайся, – безнадежно попросила я.

– А кто ругается? – удивилась Алиска. – Просто констатируюфакт. Да… у меня сегодня останется ночевать Филя.

– Кто?

– Филя.

Перед глазами моментально встала симпатичная собачка избессмертной телеперадачи «Спокойной ночи, малыши».

– Филипп, мой любовник, – пояснила Алиса, – он слегкаперебрал. Надеюсь, ты не против?

Будет ли протестовать лягушонок, когда на него надвигаетсятанк?

– Нет, – помимо воли вырвалось у меня.

– Ну и чудесно, – расплылась в улыбке Алиска, исчезая в коридоре.

Я тихонечко пошла на второй этаж. Из гостиной доносилисьраскаты смеха и резкий крик Фредди. Очевидно, в ближайшие дни наш домпревратится в филиал психиатрической клиники.

На следующий день ровно в десять я подъехала к милиции.Лиана уже сидела у входа. Ночью зима, как видно, рассердилась, что по календарюуже март, и налетела на Москву с настоящим ураганом. Небо заволокло тучами,повалил то ли дождь, то ли снег, и на улице горели фонари, хотя часы показывалиуже десять утра. Маленькая съежившаяся фигурка девушки казалась жалкой, и уменя екнуло сердце.

Капитан уставился на нас мутными голубыми глазами.

– Чего надо-то?

Я бесцеремонно плюхнулась на ободранный стул и, с трудомпреодолев желание положить ему на стол ноги, сделала заявление:

– Вашу самоубийцу зовут Нина Вагановна Сундукян, а это еесестра. Показывайте фото и сообщите адрес трупохранилища.

– В морг ступайте, – буркнул милиционер.

– Сказали же, что сделаете снимки и через компьютерпокажете, – возмутилась я. – Прикиньте, какой это стресс для родственницы. Натруп смотреть!

– Не все такие проворные, как вы, – огрызнулся капитан, –снимки в трупохранилище делают. Хотите – ждите, пока туда из морга свезем.

– А когда? – спросила я.

– Ну, – почесался капитан, – завтра, послезавтра…

– Мы пойдем в морг, – решила Лиана, – я врач, покойниковповидала, не бойтесь, шока не будет!

– Ну и ладушки, – обрадовался следователь, – ступайте себетихонько, сейчас я позвоню.

Мы побрели через заметенную площадь. В морге худенькиймужичонка, одетый в довольно опрятный белый халат, поинтересовался:

– За грим платить будете?

– Может, это еще не она, – резонно возразила я.

– Мне-то что, – пожал плечами санитар, – глядите как есть.

Минут через десять нас провели в небольшую комнату, резкопахнущую дезинфекцией. На каталке лежало нечто, укрытое простыней.

– Любуйтесь, – произнес санитар и открыл лицо.

Меня передернуло, и желудок начал судорожно сжиматься. Глазанесчастной как-то страшно прищурены, щеки распухли и покрыты то ли синяками, толи ссадинами, нос отчего-то повернут вбок, рот исковеркан гримасой. Лишь волосыказались прежними – густыми, черными, правда, они потеряли блеск иперепутались.

Подавив судорогу, я спросила:

– Не ошибаетесь? Видела эту женщину буквально за минуту досмерти, и она была красавицей, а тут…

Санитар равнодушно глянул на торчащую наружу ногу.

– Неизвестная, № 243. Другие все опознаны.

– Это она, – прошептала Лиана, закрывая глаза, – она,Ниночка…

Я схватила Лиану под руку и потащила в коридор. Девушка шла,слегка покачиваясь. Вот тебе и врач. Одно дело смотреть на скончавшегосябольного, совсем другое на кровного родственника.

В «Вольво» Лиана разрыдалась.

– Всю жизнь теперь не прощу себе. Ну почему не дала ейденег? Кричала на нее, да еще обругала. Ведь знала, что Нинелька не совсем всебе! Господи, как жить-то дальше?

– Не расстраивайся, – попробовала я утешить девушку, – тытут ни при чем. Вот смотри, какую записку она оставила. Кстати, кто такие Вераи Коля? Да, еще Леонид… Костя, Жора…