Хэл опустил рюкзак на землю.

– Не трогай его, – сказал он. Хэл нашарил в кармане связкуключей, которую дал ему Билл, и нашел ключ от лодочного сарая.

День был ясным, прохладным и ветреным, небеса былиослепительно голубыми. Листья на деревьях, столпившихся у самого берега озера,приобрели всевозможные яркие оттенки от кроваво-красного до желтого, как краскадля школьных автобусов. Они шумели на ветру. Листья кружились вокруг теннисныхтуфель Питера, пока он стоял в беспокойном ожидании. Хэл почувствовал настоящийноябрьский порыв ветра, предвещающий скорую зиму. Ключ повернулся в висячемзамке, и Хэл распахнул двери настежь. Память не подвела его, ему даже непришлось искать глазами деревянный чурбан, который он не глядя подвинул ногой,чтобы дверь оставалась открытой. Внутри пахло летом, стоял стойкий, сильныйзапах холстов и дерева…

Весельная лодка дяди Уилла все еще была там. Весла былиаккуратно сложены, словно он загрузил ее рыболовными принадлежностями тольковчера. И Билл и Хэл по отдельности много раз рыбачили с дядей Уиллом, но ниразу они не ходили на рыбалку вместе. Дядя Уилл утверждал, что лодка слишкоммала для троих. Красная полоска на борту, которую дядя Уилл подновлял каждуювесну, поблекла и отслоилась, и пауки опутали паутиной нос.

Хэл взялся за лодку и начал двигать ее в сторону небольшогоучастка галечного пляжа. Рыбалки были лучшей частью его детства, проведенного сдядей Уиллом и тетей Идой. У него был чувство, что и Билл думал также. ДядяУилл обычно был одним из самых молчаливых людей, но когда лодка стояла так, какему хотелось, удочки были установлены и поплавки плавали по воде, он открывалодну банку пива для себя, одну для Хэла (который редко выпивал больше половиныпорции, которую вручал ему дядя Уилл, всегда с ритуальным предупреждением, чтооб этом ни в коем случае нельзя говорить тете Иде, так как «вы же знаете, оназастрелит меня на месте, если узнает что я давал вам, мальчики, пиво») иоттаивал. Он рассказывал истории, отвечал на вопросы, подновлял наживку накрючке Хэла, когда в этом была необходимость. а лодка в это время медленносмещалась туда, куда ее несли ветер и слабое течение.

– Почему ты никогда не плывешь на середину, дядя Уилл? –спросил однажды Хэл.

– Посмотри сюда, – ответил дядя Уилл.

Хэл посмотрел. Он увидел, как под его удочкой, синяя водапостепенно переходит в черную.

– Ты смотришь в глубочайшую часть Кристального озера, –сказал дядя Уилл, корежа пустую жестянку из-под пива в одной руке н выбираяновую другой. – Футов сто в глубину. Старый студебеккер Амоса Каллигана где-тотам внизу. Чертов дурак решил проехаться на нем по озеру в начале декабря,когда лед был еще не совсем крепким. Повезло ему, что хоть сам выбрался. Имникогда не достать старый студебеккер и даже не увидеть его до тех пор, пока незатрубит труба Страшного Суда. Самое глубокое место здесь. Здесь и самыебольшие рыбины, Хэл. Незачем плыть дальше. Давай-ка посмотрим на твоегочервяка. Наматывай-ка леску.

Пока дядя Уилл насаживал нового червяка из старой жестянки,в которой хранилась наживка, Хэл зачарованно смотрел в воду, пытаясь разглядетьстарый студебеккер Амоса Каллигана, превратившийся в ржавчину, с водорослями,выплывающими из открытого окна со стороны водителя, из которого Амос выпрыгнулв самый последний момент, с водорослями, увивающими гирляндами рулевое колесоподобно сгнившим кружевам, с водорослями, свободно свисающими с зеркала заднегообзора и раскачивающимися туда и сюда как какие-то странные четки. Но он могвидеть лишь синее, переходящее в черное, и силуэт насаженного дядей Уилломночного червя с крючком во внутренностях, подвешенного в центре мира, в центресвоей собственной, пронизанной солнечными лучами версии реальности. Хэлзадержал дыхание, представив головокружительное видение своего тела,подвешенного над необъятной бездной, и закрыл ненадолго глаза, дожидаясь, когдаголовокружение пройдет. Ему казалось, что он вспомнил, что именно в тот день онвпервые выпил полную банку пива.

…глубочайшую часть Кристального озера… футов сто глубины.

Он прервался на мгновение, глубоко и часто дыша, и посмотрелна Питера. все еще наблюдавшего за ним с беспокойством.

– Тебе нужна помощь, папочка?

– Через минутку.

Он восстановил дыхание и стал толкать лодку к воде по узкойполосе песка, оставляя глубокую борозду. Краска отслоилась, но лодка стояла подкрышей и выглядела вполне крепкой.

Когда они выходили на рыбалку с дядей Уиллом, дядя Уиллтолкал лодку к воде, и когда нос был уже на плаву, он вскарабкивался внутрь,хватал весло, чтобы отталкиваться. И кричал:

– Толкай меня, Хэл… здесь-то ты и заработаешь себе грыжу!

– Передай мне рюкзак, Питер, и подтолкни меня, – сказал Хэл.И, слегка улыбнувшись, добавил: – Здесь-то ты и заработаешь себе грыжу.

Питер не отвечал на улыбку.

– Я поплыву с тобой, папочка?

– Не сейчас. В другой раз я возьму тебя с собой на рыбалку,но… не сейчас.

Питер заколебался. Ветер взъерошил его темные волосы,несколько желтых листов, сухих и съежившихся, описали круги у него за плечами иприземлились на воду у самого берега, заколыхавшись, как крохотные лодочки.

– Ты должен обернуть их, – сказал он тихо.

– Что? – Но он понимал, что понимает, что Питер имеет ввиду.

– Обернуть тарелки ватой. Приклеить ее лентой. Так чтобы онане могла… производить этот шум.

Хэл вдруг вспомнил, как Дэзи шла ему навстречу – не шла, атащилась – и как совершенно неожиданно ее глаза взорвались потоком крови,промочившим шерсть на шее и забарабанившим по полу сарая, и как она припала напередние лапы… и в тихом, дождливом весеннем воздухе он услышал звук, совсем неприглушенный, а странно отчетливый, доносящийся с чердака дома в пятидесятифутах от него: Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь!

Он начал истерически кричать, уронив собранные для кострадеревяшки. Он побежал на кухню за дядей Уиллом, который ел яичницу с тостом ине успел еще даже надеть свои подтяжки.

Она была уже старой собакой, Хэл, – сказал дядя Уилл, и лицоего выглядело постаревшим и несчастным. Ей было двенадцать лет, а это много длясобаки. Ты не должен расстраиваться, старой Дэзи это бы не понравилось.

Старая собака, – эхом отозвался ветеринар, но и он выгляделобеспокоенным, потому что собаки не умирают от взрывоопасных мозговыхкровотечений, даже если им и двенадцать лет. («Словно кто-то засунул ей в

Голову пиротехнический заряд», – услышал Хэл словаветеринара, обращенный к дяде Уиллу, копавшему яму позади сарая недалеко оттого места, где он похоронил мать Дэзи в 1950 году. «Я никогда не видел ничегоподобного, Уилл»).