В различных ступенях существовании М и Ж в одном организмеименно там, где мы нашли основной принцип всей научной характерологии, я вижуочень важный факт для специальной педагогики.

Характерология так относится к психологии, где собственнотолько одна психологическая «теория актуальности» может иметь значение каканатомия к физиологии. Но так как она всегда останется и теоретической ипрактической потребностью, то необходимо, независимо от основоположений теориипознания и разграничения ее от предмета общей психологии, исследоватьпсихологию индивидуальных различий Кто благосклонно относится к теориипсихофизического параллелизма, тот согласится с принципиальной точкой зрения,высказанной в нашем исследовании, что для него, подобно тому как психология вузком смысле – наука, параллельная физиологии (центральной нервной системы) такхарактерология является родной сестрой морфологии. В самом деле от связианатомии с характерологией, от их возможного взаимодействия, нужно ожидатьбольших результатов в будущем. В то же время этот союз даст в рукипсихологической диагностики, являющейся необходимым условием индивидуализированнойпедагогики, неоценимые вспомогательные средства. Принцип половых промежуточныхформ и еще более метод морфологически – характерологического параллелизма в егошироком применении гарантирует нам возможность бросить взгляд на то время,когда разрешится эта задача, постоянно привлекавшая выдающиеся умы иостававшаяся все же неразрешенной и на то время, когда физиономика достигнетнаконец высокой чести стать научной дисциплиной.

Проблема физиономики представляет проблему постоянногоподчинения покоющегося психологического начала покоющемуся физическому точнотак же, как проблема физиологической психологии закономерное подвижногопсихологического начала подвижному физическому (не говорим при этом оспециальной механике нервных процессов). Первая – известным образомстатическая, вторая скорее чисто динамическая. Обе они принципиально имеютодинаковое большее или меньшее право на существование. Итак, и методологически,и рассуждая объективно, большая несправедливость считать занятие физиономикой,благодаря огромным трудностям, за нечто несолидное, как это бывает теперь,больше бессознательно, чем сознательно, в научных кругах и как это случилось,например, по отношению к возобновленной Мебиусом попытке Галля найти физиономиюприрожденного математика. Если возможно по наружности незнакомого человекаопределить вполне верно многое в его характере на основании непосредственноговпечатления, есть люди, обладающие в высокой степени такой способностью, то нетничего невозможного создать в этой области научную систему. Все дело только ввыявлении известных сильных чувств, (выражаясь грубо) в прокладке кабеля кцентру сознания, но такая задача, конечно, чрезвычайно трудна.

Пройдет еще много времени, пока официальная наука перестанетсчитать занятие физиономикой за нечто безнравственное. Можно быть убежденнымсторонником психофизического параллелизма и все-таки считать физиономистов залюдей погибших, за шарлатанов, как это случилось еще не так давно сисследователями в области гипноза. Тем не менее, нет человека, который не былбы бессознательно физиономистом, в то время, как все выдающиеся люди являютсяими сознательно. Часто приходится слышать, как люди, не считающие физиономикуза науку, употребляют такие фразы: «это у него на лбу написано», а портретизвестного человека или разбойника интересует даже людей, никогда не слыхавшихслова «физиономика».

В наше время, когда литература наводнена отношениямипсихического к физическому, когда возглас маленькой, но смелой и все кучки«взаимодействие» противопоставлен возгласу компактного большинства:«психологический параллелизм!»– было бы полезно обратить внимание на упомянутыеявления. Правда, нужно было бы тогда поставить вопрос, не есть ли предположениесоответствия между психическим и физическим началами, до сих пор не рассмотренная,априорная, синтетическая функция нашего мышления; мне по крайней мере кажетсявероятным, что каждый человек признает физиономику, поскольку он, независимо отопыта, применяет ее. Хотя Кант и не заметил этого факта, однако последнийподтверждает только его взгляд, что отношение телесного к духовному не можетбыть дальше доказано научно. Принцип закономерной связи духа с материей нужнопоэтому признать в каждом исследовании за основной, а метафизике и религиипредстоит находить еще более близкие определения характера этой связи,существование которой a priori известно каждому человеку.

Безразлично, связывают ли характерологию с морфологией илинет, но как относительно первой, так и относительно результатакоординированного изучения обеими физиономики, нужно сознаться, что почтибезуспешные попытки основать такие науки глубоко коренятся в самой природетакого трудного предприятия, но что и отсутствие надлежащего метода должноприписать к одной из причин неудачи. Прием, который я в дальнейшем предложу взаменобщепринятого метода, был моим верным проводником через многие лабиринты. Нежелая медлить больше, я предоставлю его на общее обсуждение.

Одни люди любят собак и не терпят кошек, другие охотносмотрят на игру котят, а собака для них является противным животным. Во всехтаких случаях чрезвычайно гордились, и имели на то право, когда спрашивали:почему один предпочитает кошку, другой собаку? Почему? Почему?

Но именно здесь такая постановка вопроса менее всего кажетсяплодотворной. Я не думаю, что Юм и в особенности Мах правы, когда не делаютникакого особого различия между одновременной и последовательной причинностью.Им приходится сильно преувеличивать известные несомненные аналогии, чтобыподдержать колеблющееся здание своих систем. Отношение двух явлений,закономерно следующих одно за другим во времени, никак нельзя отождествлять сзакономерной функциональной связью различных единовременных элементов: вдействительности мы не имеем права говорить об ощущениях времени и применять ихкоординированными с другими чувствами. Кто действительно считает проблемувремени разрешенной, в том случае, когда отождествляют его с часовым угломземли, тот не замечает по крайней-мере того, что если бы земля внезапно сталавращаться вокруг своей оси с неравномерною скоростью, мы бы все-таки остались саприорным предположением равномерного течения времени. Отличие времени отматериальных переживаний, на чем и основывается разделение последовательной иодновременной зависимости, а вместе с тем и вопрос о причине изменений, вопроспочему тогда законы и плодотворны, когда условие и обусловленное являются другза другом во времени. В нашем случае, как пример индивидуально-психологическойпостановки вопроса, в эмпирической науке, не выясняющей метафизическимприменением субстанции закономерного одновременного существования отдельныхчерт данного явления, не должно ставить вопроса почему, прежде всего необходимоисследовать: чем еще отличаются друг от друга любители кошек и любители собак?

Привычка ставить вопрос о существующих других различияхвезде, где заметно лишь какое-нибудь одно, послужит на пользу, я думаю, нетолько характерологии, но и морфологии, а сообразно с этим явится методом всоединении их – физиономике. Еще Аристотель обратил внимание, что многиепризнаки у животных не меняются, независимо друг от друга. Позднее, сначала,насколько известно, Кювье, затем Жоффруа Сент-Илэр и Дарвин обстоятельноисследовали эти явления «коррелятивности». Существование постоянных отношенийможно легко понять из единства цели: телеологически следует, например, ожидать,что там, где пищеварительный канал приспособлен к мясному питанию, должнысуществовать жевательные аппараты и органы для схватывания добычи. Но почемувсе жвачные животные имеют двойное копыто, а у мужских особей рога, почемуневосприимчивосгь к известным ядам у некоторых животных связана с определеннойокраской волос, почему голуби с коротким клювом имеют маленькие ноги, а сдлинным – большие, или почему белые кошки с голубыми глазами почти безисключения все слепы? – все эти правильные, совместно существующие явлениянельзя объяснить очевидной причиной, нельзя понять и с точки зрения однороднойцели. Этим я не хочу сказать, что исследование должно навсегда удовлетворитьсяпростым констатированием факта совместного существования. Тогда было быследовательно возможно то, что если бы кто-нибудь стал утверждать, что весьманаучно, ограничиться таким наблюдением: «Если я брошу в автомат монету, товыпадет коробка спичек, а что сверх того, то метафизика, исходит от лукавого».Критерий истинного исследователя – смирение. Проблемы вроде таких, почему уодного и того же человека почти без исключения соединяются длинные волосы наголове с существованием двух нормальных яичников, представляют громадноезначение, но они относятся к области морфологии и физиологии. Цель идеальнойморфологии, быть может, лучше всего определяется следующим положением:морфология в дедуктивно-синтетической части не должна ползать в пластах земли инырять в морскую глубину за каждым отдельным существующим видом или подвидомэто научность собирателя почтовых марок, ей нужно из качественно иколичественно определенных частей воссоздать весь организм не на основанииинтуиции, как мог это делать только Кювье, а на основании строгихдоказательств, взятых из опыта. Точно исследованный организм мог бы датьбудущей науке новое не произвольное, а с полной точностью определенноесвойство. На языке термодинамики наших дней это можно так же хорошо выразить,как требование, что для такой дедуктивной морфологии организм должен обладатьконечным числом свободных ступеней». Или, пользуясь высоко научным методомМаха, можно было бы требовать, чтобы органический мир, поскольку он на-учноисследуется, должен был иметь на n переменных величин меньше, чем n уравнений(именно n – 1, если в научной системе возможно одно определенное значение этогомира: уравнения при меньшем числе сделаются неопределенными, а при большемзависимость, выраженная в одном уравнении, могла бы быть опровергнута бездальнейших рассуждений другим).