Что касается большого числа тех эмансипированных женщин,относительно которых нет никаких указаний об их склонности к лесбийской любви,то и здесь мы почти всегда располагаем другими признаками, доказывающими, чтокогда я говорю о мужественности всех женщин, имена которых с известным правомприводятся как доказательство женской даровитости, то это вовсе не произвольноеутверждение и небессердечный, желающий все приписать мужскому полу, алчныйэгоизм. Ведь дело в том, что как бисексуальные женщины состоят в половыхсношениях с мужественными женщинами или с женственными мужчинами, так игетеросексуальные женщины обнаруживают свое содержание мужественности тем, чтодополняющий их мужчина не вполне настоящий. Из многих «связей» Жорж Санд самаяизвестная – с Мюссе, жен-ственнейшим лириком, какого только знает история, и сШопеном, которого можно назвать единственным женским композитором, настолько онженственен. Виктория Колонна менее известна по своему поэтическому творчеству,чем по тому почитанию, которое питал к ней Микельанджело, состоявший вэротических связях только с мужчинами. Писательница Даниель Стерн была возлюбленнойФранца Листа, в жизни и творчестве которого есть несомненно что-то женское,дружба которого с Вагнером, тоже не вполне мужественным, во всяком случае,склонным к педерастии, заключает в себе столько же гомосексуальности, как имечтательная любовь к Вагнеру баварского короля Людвига II. Весьма вероятно,что Жермена де Сталь, книгу которой о Германии следует считать самойзначительной из всех, написанных женщинами, находилась в гомосексуальной связис учителем своих детей Августом Вильгельмом Шлегелем. Мужа Клары Шуман, судятолько по лицу, можно было бы признать в известные периоды жизни болееприближающимся к женщине, чем к мужчине, да и в музыке его много, хотя и невсегда, женственности. Там, где указания о людях, с которыми у женщин бывали половыесношения, отсутствуют, или где такие лица вообще не названы, там их вполнезаменяют сообщения о внешности знаменитых женщин. Они покакзывают, насколькомужественность этих женщин выражена в их лице и фигуре и подтверждают такимобразом, точно так же как и дошедшие до нас портреты некоторых из них,справедливость высказанного мнения. Говорят, например, о широком, могучем лбеДжордж Элиот; «ее движения и мимика были резки и определенны, но им недоставало грациозной, женственной мягкости». Мы знаем о «редком, одухотворенномлице Лавинии Фонтана, которое нравилось нам каким-то особенно страннымобразом». Черты лица Рашели Рюйш «носят почти определенный мужской характер».Биограф оригинальной поэтессы Аннет фон Дросте – Гюльсгоф сообщает о ее«тройной, как у эльфа, нежной фигуре», а лицо ее по своему выражению строгоймужественности отдаленно напоминает черты Данте. Писательница и математик СофьяКовалевская, подобно Сафо, обладала ненормально короткими волосами, они были унее еще короче, чем обычно у современных поэтесс и студенток, которые неизменнопризывают ее в качестве свидетельницы, когда речь заходит о духовныхспособностях женщин. А кто в лице выдающейся художницы Розы Бонер найдет хотьодну женскую черту, тот просто будет обманут звуком ее имени. Знаменитая ЕленаПетровна Блаватская имеет также очень мужественную наружность. О живущих идействующих эмансипированных женщинах я умышленно не упоминаю, хотя собственноони-то и побудили меня высказать некоторые мысли и вполне подтвердили моемнение, что настоящая женщина не имеет ничего общего с «женской эмансипацией».Исторические иследования должны отдать полную справедливость народнойпоговорке, задолго предрешившей результаты: «Волос долог да ум короток». Этислова вполне согласовываются с действительностью, если вспомнить сделанное воII главе ограничение.

А что же касается эмансипированных женщин, то относительноних можно сказать следующее: только мужчина, заключенный в них, хочетэмансипироваться.

Гораздо большее основание, чем это обычно думают, имееттот-факт, что женщины-писательницы очень часто берут мужские псевдонимы. Оничувствуют себя почти так же, как мужчины, а у таких личностей, как Жорж Санд,это вполне совпадает с их склонностью к мужскому платью и мужским занятиям.Мотив, побуждающий к выбору мужского псевдонима, основан на том чувстве, чтотолько такое мужское имя соответствует собственной природе женщины. Он не можеткорениться в желании обратить на себя большее внимание и получить признание состороны общественного мнения. Ибо то, что создано женщинами, возбуждало до сихпор, вследствие связанной с этим половой пикантности, гораздо больше внимания,чем при равных условиях, творчество мужчин. К созданиям женщины всегдаотносятся более снисходительно, не предъявляя к ним глубоких требований. Еслипроизведение было хорошо, ему всегда давали несравненно высшую оценку, чем втом случае, когда мужчина создал бы нечто совершенно подобное. Это вособенности наблюдается теперь: женщины постоянно достигают большей известностиза произведение, которое вряд ли было бы отмечено, если бы оно было созданиеммужчины. Пора наконец обособить и разъединить эти явления. Пусть возьмут длясравнения, как масштаб, создания мужчин, которые ценятся историей литературы,философией, наукой и искусством, и сейчас же увидят, какое довольнозначительное число женщин, считаемых духовно-одаренными натурами, тотчас жесъежится самым плачевным образом. Правда, нужно иметь много благосклонности илинерешительности, чтобы придавать хоть частицу значения таким женщинам, какАнжелика Кауфман, м-м Лебрен, фернан Кабал-леро, Гросвита фон Гандерсгейм, МариСомервилль, Джорж Эджертон, Елизавета Баррет-Браунинг, Софи Жермен, Анна МарияШурман или Сибилла Мериан. Я не говорю уже о том, насколько высоко ценятсяженщины, приведенные раньше, как пример viragines(мyжecтвeнныx женщин, какованапример Дросте-Гюльсгоф). Я не буду разбирать размер тех лавров, которыепожинают современные художницы. Достаточно общего утверждения, что ни одну извсех высокоодаренных жен-щин(даже самых мужественных) нельзя сравнить смужскими гениями пятого и шестого разряда, каковы, например, Рюккерт средипоэтов, ванДейк в живописи и Шлейермахер в философии.

Если мы оставим пока в стороне истерических визионерок,каковы, например, сибиллы, дельфийские пифии, Буриньон и Клеттенберг, Жанна дела Мотт-Гюон, Иоанна Саускот, Беата, Стурмин или святая Тереза, то все-такиостанутся такие явления, как, например, Мария Башкирцева. Она (посколько я могувспомнить ее портрет) была, правда, выдающегося женственного сложения. Заисключением лба, который произвел на меня впечатление мужественности. Но ктовидел в Salles des entagers парижского Люксембурга ее картины, повешенные рядомс картинами ее возлюбленного Бастиен-Лепажа, тот знает, что она не менеесовершенно переняла его стиль, как Оттилия почерк Эдуарда в гетевских«Wahlverwandschaften». Очень длинный список образуют еще те случаи, когдасвойственный всем членам семьи талант, случайно с большой силой проявляется вженщине. Не нужно, конечно, считать ее гениальной, ибо только талант передаетсяпо наследству, но не гений. Маргарета ван Эйк, Сабина фон Штейнбах являютсяздесь образцами длинного ряда художниц; о них Эрнест Гуль, чрезвычайноблагосклоный ко всем занимающимся искусством женщинам, говорит следующее: «Намопределенно известно, что они направлялись в искусстве отцом, матерью илибратом, другими словами причину их художественного призвания нужно искать в ихсобственной семье. Есть сотни женщин, о которых история умалчивает, ставшиххудожницами именно благодаря подобному влиянию». Чтобы оценить значение этихцифровых данных, нужно принять во внимание, что Гуль говорит перед этимприблизительно о тысяче имен известных нами художниц.