— Вы Руди Бейлор? — спрашивает некто, глядямне прямо в лицо. Это типичный ковбой — сапоги с острыми носками, тугообтягивающие джинсы «Ливайс», холщовая рубашка. У него аккуратно подстриженыволосы и борода. Он жует резинку и, по-видимому, драки и мордобития не боится.

— Кто вы? — спрашиваю я.

— Вы Руди Бейлор? Да или нет?

— Да.

Он вытаскивает из заднего кармана джинсовкакие-то бумажки и сует их мне прямо в лицо.

— Сожалею, но это мой долг, — произносит онзадушевно.

— А что это такое?

— Повестка.

Я медленно беру бумажки. Слишком темно, чтобыхоть что-то прочесть, но я сразу понимаю, в чем дело.

— Вы судебный исполнитель? — говорю япотерянно.

— Ага.

— «Тексако»?

— Ага, и «Хэмптон». Вас выселили.

Будь я трезв, меня бы, наверное, потряслоизвещение о выселении. Но я уже как будто онемел от событий нынешнего дня. Ясмотрю на темное, мрачное здание, на мусор вокруг него, на бурьян, растущий утротуара, и недоумеваю, что же за жалкое место, если со мной случилось туттакое?..

Он отступает назад.

— Там все написано, — поясняет он, — датасуда, имена адвокатов и так далее. Возможно, вы все уладите, позвонив тому,сему. Хотя это уже меня не касается, я свой долг исполнил.

Ну и долг. Красться и шнырять повсюдупотихоньку, набрасываясь на ничего не подозревающих людей, совать бумажонки импод нос, да еще и советовать что-то от себя лично, вроде как дать бесплатныйюридический совет, и потом слинять, чтобы снова кого-то терроризировать.

Он уходит, но вдруг останавливается и говорит:

— Да, послушай. Я бывший полицейский, и у меняв машине радиопередатчик. Я слышал несколько часов назад одно странноесообщение. Какой-то парень по имени Руди Бейлор разгромил в городе юридическуюконсультацию. По внешним приметам смахивает на тебя, и марку машины тожесказали. Это меня не касается, понимаешь, но полицейские уже выслеживают тебя.Порча чужой собственности.

— Вы хотите сказать, что меня арестуют?

— Ага. Я бы подыскал сегодня другое место дляночлега.

Он садится в машину, «БМВ». Я смотрю, как онотъезжает.

Букер встречает меня на пороге своей опрятнойквартирки, расположенной на двух уровнях и с отдельной лестницей.

Поверх пижамы на нем пушистый шотландскийхалат с затейливым рисунком. Ноги босые. Пусть он студент юридическогоколледжа, полуголодный и считающий дни до того, как его возьмут на работу, — кмоде он все равно относится серьезно. В его шкафу мало одежды, но гардеробтщательно подобран.

— Что, черт возьми, случилось? — спрашивает оннедовольно. Глаза у него еще сонные. Я позвонил ему из соседнего магазина,торгующего всю ночь.

— Извини меня, — говорю я, входя. Я вижу вкрошечной кухоньке Чарлин. Она тоже в махровом шотландском халате, сзачесанными назад волосами, глаза опухли со сна, и, кажется, она готовит кофе.Слышу, как где-то в задней комнате плачет ребенок. Уже почти три утра, и яперебудил всю компанию.

— Садись, — предлагает Букер, беря меня заруку и легонько подталкивая к дивану. — Ты выпил?

— Я пьян, Букер.

— По какому-нибудь особенному случаю? — Онстоит рядом и очень похож на рассерженного папашу.

— Это долгая история.

— Ты что-то сказал о полиции.

Чарлин ставит около меня на стол кофейник сгорячим кофе.

— С тобой все в порядке, Руди? — спрашиваетона самым ласковым тоном.

— Все здорово, — отвечаю я, как самыйзаправский весельчак.

— Пойди посмотри, как дети, — говорит ейБукер, и она исчезает.

— Извини, — повторяю я.

Букер сидит на краешке кофейного столика,очень близко ко мне, и ждет.

Я не обращаю внимания на кофе. В голове у менястучит. Я выкладываю ему, что случилось с тех самых пор, как вчера мы с нимрасстались. Язык у меня словно распух, и я с трудом им ворочаю, так что начинаюговорить медленно и стараюсь сосредоточиться, чтобы не упустить нитьповествования. Чарлин садится на ближайший стул и тоже очень сочувственнослушает.

— Извини меня, — шепчу я ей.

— Все в порядке, Руди, все в порядке.

Отец Чарлин священник в одном из сельскихприходов Теннесси, и она не выносит пьяных, пьянство и разгульное поведение.Поэтому мы с Букером, когда несколько раз за эти три года выпивали, всегдаскрывали это от нее.

— Ты выпил две упаковки по шесть банок? —спрашивает он недоверчиво.

Чарлин опять уходит проверить ребенка, которыйснова начал пищать. Я заканчиваю рассказ, упомянув о судебном исполнителе, онеминуемом процессе и о том, что меня выставили из квартиры. Да, день былкатастрофический.

— Мне надо найти работу, Букер, — говорю я иделаю глоток кофе.

— Нет, сейчас у тебя проблемы поважнее. Черезтри месяца у нас выпускные, а затем нас будет просвечивать проверочный комитет.Арест и обвинение в дебоше могут тебя погубить.

А вот об этом я и не подумал! Голова у менясовсем раскалывается, в ней прямо-таки молот стучит.

— Ты мне не дашь сандвич? — спрашиваю я,чувствуя, что меня уже подташнивает от голода. Вторую упаковку пива я заедалсухим соленым печеньем и больше ничего не ел с самого ленча в компании Боско имисс Берди.

Чарлин слышит это из кухни.

— Как насчет яичницы с беконом?

— Чудесно, Чарлин, спасибо.

Букер глубоко задумывается.

— Я свяжусь пораньше утром с Марвином Шэнклом.Он может позвонить своему брату, а тот, возможно, сумеет дернуть за кое-какиениточки в полиции. Мы должны предотвратить арест.

— О, это ты замечательно придумал. — МарвинШэнкл самый влиятельный чернокожий адвокат в Мемфисе и будущий хозяин Букера. —Когда ты будешь с ним говорить, спроси, нет ли у него какой-нибудь работенки.

— Здорово! Ты, значит, собираешься работать унегров в юридической фирме по гражданским делам!