– И вы не считаете оскорбительным признать, что онавыше вас? – спросил он.

– Нет.

Он посмотрел на меня так, будто хотел проникнуть взглядом досамого позвоночника. Не вампирские фокусы – он просто пытался определить, кто яи какова я. В прежние времена я бы сжалась под таким взглядом, но с тех порвсякое бывало. Сейчас я стояла и спокойно смотрела в ответ.

Теа пошевелилась, что привлекло мое внимание снова к ней.Она ждала подчеркнуто терпеливо, но в этом ощущалось некоторое требование.Время действовать – и прекратить пустые разговоры.

Я протянула ей запястье.

Она взяла мою руку, и снова я ощутила, как прохладны еепальцы. Обхватив меня ими за руку, она приблизила меня к себе. Запястье ее неустраивало, она хотела шею.

Вырываться я не стала, но чуть подалась назад.

Она остановилась, посмотрела на меня странным взглядом своихчерных глаз.

– Анита, если мой ранг выше, то мне выбирать, гдекоснуться.

– Нет, – ответила я. – То, что ты хочешь шеювместо запястья, может значить только одно из трех: либо ты не доверяешь мне,либо ты показываешь, какая ты большая и страшная, либо думаешь о сексе. Что жеименно, Теа?

– Второе, – сказала она.

Снова она попробовала притянуть меня к себе, и я поддалась.Сила этой руки сказала мне, что если я действительно хочу сопротивляться, тоэто будет драка. Теа была сильна силой оборотня.

Сжимая мне руку, она другой привлекала меня к себе, покатела не сблизились – не вплотную, но соприкасаясь от груди до бедер.

Мне пришлось говорить, уставясь ей в плечо – она просто былавыше меня.

– А зачем ты хочешь мне показать, какая ты большая истрашная?

– Моя жена очень ревнива к положению других женщин,Анита, – сказал Сэмюэл. – Жан-Клод не мог тебе не сказать об этом,как не мог не сказать нам о твоей вспыльчивости.

– Что-то он говорил, но…

Она отпустила мою руку, а свою завела мне за спину, прижимаяк себе. Другая ее рука скользнула вверх по моей спине, к волосам. Но я,наверное, не очень поняла, что значит «ревнива». Почти все мои силы уходили нато, чтобы не напрячься под этим обвивающим меня телом, вплотную, совсемвплотную, как обвивает любовник, как в сексе.

Груди у нее были маленькие и тугие, а лифчика на ней небыло. Буээ! Я стояла, как дура, опустив руки вдоль тела, и не хотела еепоощрять, но… получилось так, что я ее вроде как обняла, чтобы удержатьравновесие на этих гадских каблуках.

Она придвинулась губами ко мне и шепнула:

– Я на самом деле хочу, чтобы ты поняла, что я выше, ноэто только половина причины.

У меня пульс чуть-чуть участился при этих словах, я хотелаповернуться заглянуть ей в лицо, но она захватила горсть моих волос и отвернуламеня от себя. Я оказалась лицом к тому мужчине, который краснел. Он сейчасуставился на меня, и его лицо показалось мне более молодой версией Сэмюэла. Какя этого раньше не заметила? Он сказал беззвучно, одними губами: «Прошупрощения».

Пульс бился в горле так, что мешал говорить, потому чтокакое-то чувство мне подсказывало: что-то вот-вот произойдет. Что-то такое, чтоудовольствия мне не доставит.

– А какова другая половина? – спросила я спридыханием, сдерживая нервозность, в которой был небольшой привкус страха.

– Я хочу понять, кто ты, Анита, – прошептала она,и дыхание ее стало теплее, чем было. И руки стали теплыми, будто вдруг ее охватилалихорадка. Очень похоже на ощущение от некоторых оборотней, когда близитсяполнолуние.

– Что это? – спросила я, но оказалась способнатолько на шепот.

Ее пальцы переплелись с моими волосами так, что я головой немогла шевельнуть, и жар от этих пальцев ощущался сквозь волосы. Жена Сэмюэлаоторвалась от моей шеи и уставилась на меня сверху. Держала крепко, будто дляпоцелуя.

– Ты и правда то, что о тебе говорят?

Я постаралась проглотить ком в горле и прошептала:

– А что обо мне говорят?

– Что ты суккуб, – шепнула она, наклоняясь ко мнелицом. Я уже знала, что она хочет меня поцеловать. – Я ищу кого-нибудьодной со мной породы, Анита. Ты – не та, которую я ищу?

И с последним словом ее губы сомкнулись на моих.

Рот у нее был невероятно теплым, теплым, как горячийшоколад, такой, что хотелось раскрыть губы и пить из него. Но это не моя быламысль – раскрыть губы, а ее. Каким-то образом мне в голову попала ее мысль. Иэто мне не понравилось, ну никак не понравилось, настолько, что помогло закрытьрот плотно. Она отодвинулась, шепнула:

– Не сопротивляйся.

Я услышала шум спора вокруг – близилась помощь, мне тольконадо продержаться. Просто держать щиты на месте и не дать ей сделать то, чтоона пытается. Держаться, только и всего. Я держалась, когда подмога была замного миль, сейчас до нее дюймы. Продержусь.

Она попробовала мягкое убеждение, ментальные игры – непомогло. Она попробовала силу – поцеловала меня так, что мне надо было либооткрыть для нее рот, либо прорезать губу собственными зубами. Будь онамужчиной, я бы позволила ей себя целовать… неужто я действительно такаягомофобка? Если бы она не шепнула мне мысленно, что хочет, просит меня открытьрот – я бы открыла, может быть, но она слишком сильно этого хотела. Отчасти яупиралась из упрямства, а отчасти – насторожилась: зачем это ей так вдругсильно надо? Я знала, что она – сирена, нечто вроде сверх-русалки, знала, чточастично ее магия связана с соблазном и сексом. Знала, что она может подчинятьсебе других русалок. Все это я знала из разговоров с Жан-Клодом, а вот чего яне знала – зачем ей так нужно, чтобы я открыла рот.

Ее поцелуй придавил мне губы, и я почувствовала вкус крови,сладкий, металлический леденцовый вкус. И тут же стало больно. Она порезала мнегубу изнутри о мои же зубы.

Отодвинулась.

– Зачем так упорно отбиваться вместо того, чтобы простоответить на поцелуй? Ты настолько терпеть не можешь женщин?

Я попыталась покачать головой, но она все так же держаламеня неподвижно.

– А зачем тебе, чтобы я открыла рот? Какая тебе разница?

– Ты сильна, Анита, очень сильна. Стены твоейвнутренней крепости высоки и крепки, но они не непреодолимы.

Я начинала злиться, и не знала, как это скажется на моейвнутренней крепости и ее стенах. Мне не хотелось, чтобы зверь проснулся, покамы все еще представляемся друг другу. Медленно вдохнув, я так же медленновыдохнула, но сказала именно то, что подсказывала мне злость:

– Либо отпусти меня, либо пробей эти стены, но этасцена кончится в любом случае.