– Почему так?

– Я выполнила все требования этикета вампиров, так чтолибо ты меня отпустишь, либо я позову своих стражей, и они тебя заставят.

– Тебе нужна помощь, чтобы от меня освободиться? –спросила она снова тем же певучим голосом.

– Если я не собираюсь в тебя стрелять, то да.

Подошедший сзади Грэхем сказал тихо:

– Анита, скажи одно слово, и мы ее уберем.

В его голосе слышалась большая охота это сделать, или жепросто злость. Его можно понять – Теа перешла от рисовки к явной и вульгарнойгрубости.

– Теа, – сказал подошедший с другой стороныСэмюэл, – не надо так.

Она обернулась и посмотрела на него:

– А как надо?

– Наверное, можно было просто попросить.

По ее лицу пробежало такое выражение, будто бы это ей простов голову не приходило, а потом она засмеялась – резко, пронзительно, будто яслышала смех чаек.

– Вот так просто, милый мой Сэмюэл, вот такпросто! – Она ослабила хватку на моих волосах, что уже было хорошо, но ещеоплетала меня, хотя и не так сильно. Все равно слишком близко, чтобы мне ненапрягаться, но уже не так враждебно. – Мои глубочайшие извинения, Анита.Настолько давно я не встречала никого, кто мог бы противостоять моим желаниям,что продолжала действовать силой по инерции. Прости меня.

– Отпусти меня, и я тебя прощу.

Она снова рассмеялась тем же смехом – нет, мне непоказалось. Это были крики чаек и шелест прибоя. Она отпустила меня, отступилана шаг. В тот же момент уровень напряжения в комнате буквально рухнул. Всетелохранители всех сторон решили, что дальше будет торжественное провозглашениемира. Я тоже так решила.

Она поклонилась:

– Мои глубочайшие извинения. Я недооценила тебя, и мнестыдно за мои действия.

– Я принимаю твои извинения.

Она распрямилась, глядя на меня черными глазами сбело-золотистого лица – будто хрупкой фарфоровой кукле приделали глазакиношного демона.

– Тебе известно, что мы предлагаем тебе своих сыновейдля выбора pomme de sang.

Я кивнула:

– Жан-Клод мне говорил, и это для меня честь.

На самом деле это была для меня жуть, но я понимала, что этодолжно считаться честью.

– Но известно ли тебе, почему?

Тут я запнулась, потому что ответ был такой:

– Жан-Клод сказал, что вы хотите более тесного альянсамежду нашими поцелуями.

– Хотим, – присоединился к жене Сэмюэл, – ноесть причина, по которой моя жена столь непреклонно настаивала, чтобы к твоемустолу мы привели всех трех сыновей.

– И эта причина?… – спросила я.

Мне не хотелось поднимать эту тему, пока на моей стороне небудет побольше вампиров, но, похоже, выбора не было.

Вдруг рядом со мной оказался Мика, держа меня за руку. И мнестало лучше. Я не одна, мы сможем. Пусть нет с нами вампиров, но зато мы друг удруга есть. Натэниел подошел сзади, не беря меня за другую руку – на случай,если мне придется хвататься за оружие, – но достаточно близко, чтобыощущаться линией жара у меня за спиной. Еще лучше.

– Я – сирена, – сказала Теа.

– Я знаю, – кивнула я.

– Ты понимаешь, что это значит среди моего народа?

– Я знаю, что почти всех русалок, проявляющихспособности сирен, морской народ убивает до того, как они войдут в полную силу.

– А почему, ты знаешь?

– Потому что в полной силе вы способны подчинять себеморской народ с помощью магии.

– Как некроманты могут подчинять себе все видынежити, – сказала Теа.

Я пожала плечами:

– Да, у меня есть власть над многими видами нежити, ноназвать ее полным контролем нельзя, да и не на всех она действует.

– Как и моя не на каждую русалку, хотя на многих. Нознаешь ты, в чем основа этой власти?

Я покачала головой:

– Нет.

– Секс. Или, быть может, соблазн.

Я вопросительно выгнула бровь:

– И что это конкретно значит в данном контексте?

– Это значит, что во мне живет нечто вроде тогоardeur'а, который есть у тебя и Жан-Клода. Это привлекает ко мне и моихсоплеменников, и смертных, как привлекает к тебе ardeur мертвых, ликантропов исмертных.

Я наморщила лоб:

– Да, много мужчин хотят ощутить полный вкус ardeur'а,попробовав кусочек случайно. – Я подавила желание оглянуться наГрэхема. – Но он не привлекает их ко мне.

Снова этот смех – чайки и прибой.

– Ты не знаешь, кто ты, Анита. Сам по себе ardeur неделает тебя суккубом, или Жан-Клода – инкубом. Я встречала носителей ardeur'а,но мало у кого из них был следующий уровень силы. У тебя он есть. У твоегомастера есть. Именно это привлекает к тебе. Само касание твоей кожи уже можетпорождать зависимость.

Я посмотрела на нее, подняв брови:

– Как это делает касание твоей кожи?

– Да.

Я постаралась не улыбнуться, но это не совсем получилось.Облизнув порезанную ее стараниями губу, я сказала:

– Не хотела бы, чтобы это звучало оскорблением, но я нетомлюсь по твоему прикосновению.

– Нет, ты сопротивлялась. И победила.

– Что же ты хочешь от меня?

– Я считаю, что мои сыновья унаследовали мои силы, нодля сирены есть только один способ родиться полностью. Ввести ее в силу должнадругая сирена.

Тут я поняла, к чему это все клонится – или испугалась, чтопоняла.

– И если я правильно понимаю, то единственный способввести их в силу – это секс.

Она кивнула.

– А ты не могла бы найти другую сирену для этой работы?

– Я – последняя в моем народе, Анита. Последняя сирена.Если только ты не найдешь в себе силы пробудить моих сыновей.

Мика сильнее сжал мне руку, Натэниел придвинулся так, чтонаши тела соприкасались от плеча до бедра.

– Знаешь, если честно, меня несколько смущает, что тысдаешь мне сыновей.

– Что значит «сдаешь»?

Я вздохнула. Как раз тот момент, когда не хочется объяснятьсленговые выражения.

– Это значит продавать кого-то для сексуальногоиспользования, – выручил меня Натэниел.

Она нахмурилась, помолчала и ответила:

– Не могу спорить с таким определением. Я хочу, чтобы утебя был секс с моими сыновьями, и это даст нам и вам более тесный союз. Они отэтого получат силу. Так что, если это продажа, я не могу спорить со словом«сдавать».