– Понемножку, и как только скажу: «Всё», сразупрекращай.

Он опять улыбнулся той улыбкой, что наполняла облачные глазасвирепым светом - и я поняла, что это не игра моего воображения. В густых серыхтучах его глаз уже сверкала молния. Она погасла, но теперь вернулась опять,заливая его глаза слепящим белым светом. Ветер стих, воздух казался тяжелым ивязким, и уже попахивало электричеством.

Мистраль пальцами - такими мощными, такими сильными - широкоразвел мои губы. Он лизнул меня вдоль сверху вниз и обратно, пока я незадрожала под его языком и руками. Только потом он прижался ко мне губами.Только потом дал мне почувствовать прикосновение зубов к самым нежным частяммоего тела.

Укус был осторожный: очень медленный и очень осторожный.

– Сильнее, - выдохнула я.

Он повиновался.

Он забрал в рот столько моей плоти, сколько поместилось, иукусил. Укусил так сильно, что меня подбросило в воздух, и я завопила. Только яне кричала: «Всё», я кричала без слов, орала во всю глотку, вся изогнувшись,таращась на Мистраля бешеными глазами.

Я кончила для него, кончила от ощущения его зубов в самоминтимном моем местечке. Я кончила для него, но даже на пике удовольствия ясумела проорать «Всё, хватит, о Господи, хватит!». Даже сквозь острейшее изнаслаждений я почувствовала, что его зубы нажали чуть сильнее, чем надо. Есличувствуешь боль на пике оргазма, надо немедленно останавливаться - когдаудовольствие ослабнет, болеть будет куда больше.

Я опять закричала: «Всё!», и он остановился. Я упала наспину: глаза ничего не видели, я не могла шевельнуться, с трудом переводядыхание. И даже обессиленная оргазмом, я уже чувствовала боль. Болело везде,где прикоснулись его зубы, и понятно было, что потом болеть будет сильнее.Слишком далеко нас завело мое - и Мистраля - желание.

– Ни один укус не кровоточит, и я ни разу не укусилтебя так сильно, как тогда, - услышала я его голос.

Я кивнула, говорить я еще не могла. Воздух сгустился, какперед грозой - королева тоже умеет так сгустить воздух, что дышать трудно.

– Я тебя поранил? - спросил Мистраль.

– Немножко, - сумела ответить я. Боль стала острее. Ещенемного - и останется только боль. Лучше бы он закончил раньше, чем наслаждениесменится болью.

Он подобрался ко мне на четвереньках, и мог заглянуть мне влицо, нигде ко мне не притрагиваясь.

– Как ты себя чувствуешь, принцесса?

– Хорошо, - сказала я. - Помоги мне перевернуться.

– Зачем?

– Если мы продолжим с тобой сверху, мне будет слишкомбольно.

– Я был слишком груб, - сокрушенно сказал Мистраль. Вего глазах сначала в одном, потом в другом блеснула молния, словно пересекланасквозь его череп. Голубой зигзаг молнии у него на щеке поблек от этой яркойвспышки.

Он попятился назад, словно хотел уйти совсем. Я схватила егоза руку:

– Да нет, светлая Богиня, нет! Просто помоги мнеповернуться. Если ты встанешь сзади, то не будешь нажимать на места укусов.

– Если я так сильно тебя поранил, надо остановиться.

Я крепче сжала его руку:

– Если я захочу остановиться, я так и скажу. Все вокругслишком боятся мне повредить, и даже если ты перестараешься, я не буду против.Мне это нравится, Мистраль!

Он улыбнулся чуть ли не застенчиво:

– Я заметил.

Я ему тоже улыбнулась:

– Так давай закончим дело.

– Только если ты уверена.

Едва он это сказал - со всей искренностью, - я поняла, что сним наедине буду в полной безопасности. Если он собирался отказаться от первогопредложенного за столетия соития из опасения мне повредить, то ему хватитвыдержки, когда мы останемся вдвоем. Да спасет нас Консорт, выдержки у негобыло много больше, чем у меня. Сколько мужчин отказались бы от финиша послетакого начала? Немного, совсем немного.

– Я уверена.

Он опять улыбнулся, и вокруг ощутилось какое-то движение. Увысокого сводчатого потолка двигалось что-то серое. Облака - у потолкасобралась кучка облаков. Я посмотрела Мистралю в глаза и сказала:

– Трахни меня, Мистраль.

– Это приказ, моя принцесса? - спросил он с улыбкой, ноголос у него был не такой уж радостный.

– Только если ты хочешь его получить.

Он пристально на меня посмотрел и сказал:

– Я предпочел бы приказывать сам.

– Так приказывай.

– Перевернись, - скомандовал он, но не так уверенно,как раньше, словно не вполне ожидал, что я послушаюсь.

Я уже достаточно пришла в себя, чтобы перекатиться на живот,хотя и не быстро. Мистраль немного отполз на коленях и остановился у моих ног.

– Встань на четвереньки.

Я выполнила его просьбу - или приказ. В результате яоказалась лицом к Аблойку, который так и сидел неподвижно на краю нашегоимпровизированного одеяла. Я думала увидеть в его глазах вожделение, или ещекакое свидетельство, что он наслаждается зрелищем, но увидела совсем другое.Мирную, спокойную улыбку. С нашим поведением она никак не согласовалась - намой взгляд, по крайней мере.

Ладони Мистраля погладили мне ягодицы, и я почувствовала,как он трется о мой вход. Впереди у меня был сплошной синяк, но все остальноедрожало от предвкушения.

– Ты мокрая, - сказал Мистраль.

– Конечно.

– Тебе правда это нравится.

– Правда.

– Тебе правда нравится так жестко?

– Иногда, - сказала я. Головка ласкала края входа: такблизко - но не внутри.

– Теперь? - спросил он.

Я припала головой и плечами к земле, и нижняя моя половинаприподнялась, насаживаясь на него. Но он чуть отклонился и удержал все впрежнем положении. Я протестующе застонала. Ветер нес запах дождя, нес тяжестьбезмолвного грома. Приближалась гроза, и мне хотелось, чтобы Мистраль вошел вменя до того, как гроза разразится.

Он засмеялся типично - и так чудесно - по-мужски.

– Это «да»?

– Да, - сказала я.

Я вжалась щекой в ломкие листья; руки и лицо прикасались кпересохшей почве. Глаза пришлось закрыть, чтобы не пораниться о сухие стебли. Ятолкнулась в Мистраля задом: безмолвная просьба меня взять. Я не понимала, чтоговорю вслух, но, наверное, говорила. Потому что расслышала собственный голос,умоляющий: «Пожалуйста, пожалуйста», - повторяющий это слово опять и опять,очень тихо, почти про себя - губы шептали скорее сухой листве, чем мужчине,которого я умоляла.