Да. Именно так.

— В своё время я мог бы заставить её говорить, — нарушилдолгую паузу Джек.

На лице Уайрмана отразилось удивление, но в голове у меняраздался лёгкий щелчок, как происходит, когда тебе наконец-то удаётся пойматьранее ускользавшую от тебя мысль. Теперь я знал, почему мне показалась стользнакомой его манера держать куклу.

— Увлекался чревовещанием, не так ли? — Я надеялся, что вголосе не слышится надрыва, но сердце замолотило по рёбрам. Я подозревал, чтона южной оконечности Дьюма-Ки возможно многое. Даже ясным днём.

— Да. — В улыбке Джека смешивались смущение и приятные воспоминания.— В восемь лет я купил книжку о чревовещании и увлёкся им, главным образомпотому, что отец покупку не одобрил. Сказал, что я попросту выбросил деньги наветер и скоро оставлю это занятие. — Он пожал плечами, и Новин качнулась на егоноге, будто тоже хотела пожать плечами. — Больших успехов я не достиг, но вшестом классе выиграл конкурс талантов. Отец повесил медаль в своём кабинете.Для меня это многое значило.

— Да, — кивнул Уайрман. — Для мальчика это большое дело —похвала сомневающегося отца.

Джек вновь улыбнулся, уже широко, и улыбка эта, как всегда,осветила его лицо. Чуть сдвинулся, и Новин сдвинулась вместе с ним.

— Лучше не бывает. Я был застенчивым мальчиком, ичревовещание немного облегчило для меня общение с людьми. Мне стало прощеговорить с ними. Я всегда мог прикинуться, что я — Мортон. Мой двойник, знаетели. Мортон-остряк, который способен сказать что угодно кому угодно.

— Они все остряки, — кивнул я. — Думаю, так принято.

— Потом я перешёл в среднюю школу, а там чревовещание некотировалось, в сравнении, скажем, с умением кататься на скейтборде, вот я егои забросил. Даже не знаю, что случилось с книгой. Называлась она «Отдай свойголос».

Мы молчали. Дом дышал сыростью. Совсем недавно Уайрман убилатаковавшего нас аллигатора. Теперь я едва мог в это поверить, хотя в ушах ещёотдавался грохот выстрелов.

Первым нарушил тишину Уайрман:

— Я хочу услышать, как ты это делаешь. Заставь её сказать:«Buenos dias, amigos, mi nombre es Noveen,[187] и la mesa[188] течёт».

Джек рассмеялся.

— Да ладно вам.

— Нет… я серьёзно.

— Я не могу. Если какое-то время этим не заниматься,забываешь, как это делается.

По собственному опыту я знал, что он, возможно, прав. Когдаречь идёт о приобретённых навыках, память похожа на дорожную развилку. Поодному ответвлению — навыки, которые сродни езде на велосипеде; если ты имобучился, они остаются с тобой навсегда. Но творческие, пребывающие впостоянном изменении навыки, за которые ответственны лобные доли, нужнопрактиковать регулярно, чуть ли не ежедневно, и они легко забываются, а то итеряются полностью. Джек говорил, что чревовещание — один из таких навыков. Ихотя у меня не было причин сомневаться в его выводе (чревовещание подразумевалосоздание новой личности, не говоря уже об отказе от собственного голоса), ясказал:

— Попробуй.

— Что? — Джек посмотрел на меня. Улыбающийся. В недоумении.

— Не тяни, попробуй.

— Я же сказал вам, я не могу…

— И всё равно попробуй.

— Эдгар, я понятия не имею, как будет звучать её голос, дажеесли мне удастся отдать ей свой.

— Да, но ты уже посадил её на колено, и кроме нас двоих тутникого нет, так что — давай.

— Ну… чёрт. — Он смахнул волосы со лба. — И что вы хотите отнеё услышать?

Уайрман тихо, но не допускающим возражений тоном произнёс:

— Почему бы просто не посмотреть, что из этого выйдет?

Джек ещё какие-то мгновения посидел с Новин на колене, ихголовы освещало солнце, пылинки со ступеней и древнего напольного ковра кружилиоколо лиц. Потом Джек взял куклу иначе — так, что пальцы легли на шею итряпичные плечи. Голова Новин поднялась.

— Привет, малыши, — поздоровался Джек, только он старался нешевелить чуть приоткрытыми губами, так что получилось: «ривет, ыши».

Он покачал головой, заметались потревоженные пылинки.

— Подождите минутку. Это ужасно.

— Времени у тебя сколько хочешь, — заверил его я. Думаю, япроизнёс эти слова ровным голосом, хотя сердце забухало сильнее. Отчастипотому, что я боялся за Джека. Если бы идея сработала, он мог оказаться вопасности.

Джек вытянул шею, помассировал адамово яблоко. Выглядел, кактенор, готовящийся к исполнению арии. «Или птичка», — подумал я. Может, один из«Колибри». Потом он сказал: «Привет, малыши». Получилось лучше, но…

— Нет. Дерьмо на палочке. Звучит, как та блондинка из старыхфильмов, Мей Уэст. Подождите.

Он опять помассировал горло. При этом смотрел в яркую синевунад головой, и одновременно (у меня нет уверенности, что Джек это знал)двигалась и вторая его рука, та, что держала куклу. Новин посмотрела сначала наменя, потом на Уайрмана, снова на меня. Чёрные глаза-пуговицы. Чёрные волосы,обрамляющие лицо цвета шоколадного печенья. Красное «О» рта. Произносящего:«О-о-о-ох, какой противный парниша».

Мою руку сжала рука Уайрмана. Холодная.

— Привет, малыши, — поздоровалась Новин, и, хотя кадык Джекаходил вверх-вниз, губы на «м» едва шевельнулись. — Эй, как вам?

— Хорошо, — ответил Уайрман со спокойствием, которого я нечувствовал. — Пусть она скажет что-нибудь ещё.

— Мне заплатят за это премию, не так ли, босс?

— Конечно, — ответил я. — Время и уси…

— Разве ты ничего не соираешься рисовать? — спросила Новин,глядя на меня круглыми, чёрными глазами. И я уже практически не сомневался, чтоэто пуговицы.

— Мне нечего рисовать, — ответил я. И добавил: — Новин.

— Я скажу тебе, что ты можешь нарисовать. Где твой аль-ом? —Джек смотрел куда-то в сторону, на тени, ведущие в разрушенную гостиную, снаписанным на лице удивлением, с пустыми глазами. Он утратил контроль над собойи не впал в транс — пребывал где-то посередине.

Уайрман отпустил мою руку, потянулся к пакету с едой, вкоторый я ранее сунул оба «мастерских» альбома. Протянул один мне. Рука Джекачуть согнулась, и Новин вроде бы наклонила голову, чтобы понаблюдать, как яоткрываю альбом, расстёгиваю молнию поясной сумки, в которой лежали карандаши,достаю один.