Келвин Тауэр присмотрелся, уже собрался покачать головой,присмотрелся внимательнее.

— Мерцание. Как горячий воздух над жаровней. Кто там? Гдеэто?

— Пока будем считать, что никто. Что у вас в руке?

Тауэр поднял руку, в которой держал конверт, очень старый.Эдди увидел на нем четыре слова, написанные двумя строками:

Предсмертное письмо

Стефан Торен,

а ниже — те же символы, что на двери и ящике:

«Куда-то мы, похоже, приплыли», — подумал Эдди.

— Когда-то в этом конверте лежало завещание моегопрапрапрадедушки, — пояснил Келвин Торен. — Датированное 19 марта 1846 года.Теперь в нем один листок бумаги с написанными на нем именем и фамилией. Есливы, молодой человек, скажите мне, какие имя и фамилия там написаны, я сделаювсе, о чем вы просите.

«Ну вот, — подумал Эдди, — очередная загадка». Только наэтот раз на карту стоят не четыре жизни, а существование всего живого.

«Слава Богу, что загадка легкая», — последовала другаямысль.

— Фамилия — Дискейн, — ответил Эдди. — Имя, скорее всего,Роланд, имя моего старшего, или Стивен, имя его отца.

Вся кровь мгновенно отлила от лица Келвина Тауэра. Эдди и незнал, удастся ли тому устоять на ногах.

— Святой Боже на небесах, — выдохнул он.

Дрожащими руками Тауэр достал из конверта древний, хрупкийлист бумаги, который в этой реальности пролежал в конверте более ста тридцатилет. Сложенный вдвое. Тауэр развернул его и положил на стойку, где они смоглипрочитать слова, которые Стефан Торен написал тем же твердым почерком, какимнадписывал конверт.

Роланд Дискейн из Гилеада

Род Эльда

СТРЕЛОК

13

Потом разговор продолжался еще минут пятнадцать, и Эддиполагал, что и в эти минуты было сказано что-то важное, но все решилось именнов тот момент, когда он назвал Тауэру фамилию, записанную его трижды прадедушкойна листке бумаги за четырнадцать лет до начала Гражданской войны.

Во время этой беседы мнение о Тауэре сложилось у Эдди самоенегативное. Нет, конечно, он проникся к нему определенным уважением (какпроникся бы к любому, кто сумел продержаться двадцать секунд против громилБалазара), но в принципе Тауэр ему не нравился. Чувствовалась в нем какая-тосознательная глупость. Эдди подумал, что к этому приложил руку психоаналитик,который говорил Тауэру, что тот должен сам заботиться о себе, быть капитаномсобственного корабля, ковать собственное счастье, уважать собственные желания,и так далее, и так далее. Полный набор дежурных фраз и терминов, призванныхубедить человека, что быть эгоистом это очень даже хорошо. Более того,благородно. Так что Эдди не удивился, когда Тауэр признался ему, что Эрон — егоединственный друг. Удивляло как раз наличие этого друга. Такие люди никак иникогда не могли войти в ка-тет, стать его частью, и Эдди тревожило, что ихсудьбы оказались так крепко повязаны.

Ты просто должен доверять ка. Для того ка и существует, нетак ли?

Так-то оно так, но Эдди это определенно не нравилось.

14

Эдди спросил, есть ли Тауэра перстень-печатка с надписью «ExLiveris». На лице Тауэра отразилось недоумение, потом он рассмеялся и сказалЭдди, что тот, должно быть, имеет в виду «Ex Libris». Порылся на полках, нашелнужную книгу, показал надпечатку на титульном листе. Эдди кивнул.

— Нет, — ответил Тауэр. — Но такой перстень мне бы оченьподошел, не так ли? — он пристально всмотрелся в Эдди. — А почему вы спросили?

Но Эдди сейчас не хотелось говорить Тауэру, что в будущемему придется спасать человека, который в тот самый момент странствовал потайным хайвеям множества Америк. Во-первых, такой рассказ мог бы свести Тауэрас ума, во-вторых, ему хотелось вернуться через ненайденную дверь до того, какЧерный Тринадцатый причинит Роланду непоправимый вред.

— Неважно. Но, если увидите такой перстень, купите его. Ещеодин момент, и я ухожу.

— Какой?

— Вы должны пообещать мне, что уйдете сразу же после моегоухода.

Тауэр заартачился. И вот это упорное нежелание предпринятьхоть какое-то действо, сдвинуться с места, что-то изменить в заведенном порядкевещей страшно не нравилось Эдди.

— Ну, по правде говоря, я не знаю, получится ли у меня.Предвечернее время для меня самое жаркое. Люди частенько заходят в магазинпосле работы. Вот и мистер Брайс обещался зайти за первым изданием романаИрвина Шоу «Растревоженный эфир», о сотрудниках радиостанции во временаМаккартни… Я должен сначала заглянуть в ежедневник, посмотреть, какие у меняназначены встречи…

— Вам нравятся ваши яйца, Кел? Вы так же привязаны к ним,как они — к вам?

Тауэр, который размышлял о том, кто будет кормить Серджио,если он вот так резко сорвется с места и укатит в Новою Англию, недоуменновскинул глаза на Эдди, словно впервые услышал это простенькое, из четырех буквслово.

Эдди кивнул.

— Ваши яйца. Яички. Кокушки. Камешки. Ваши cojones.[66]

— Я не понимаю…

Чашка Эдди опустела. Он налил в нее кофе. Пригубил. Отметилпро себя отменный вкус и крепость.

— Я же сказал вам, что оставшись, вы рискуете превратиться винвалида. И это никакая не шутка. А начнет они наверняка с этого, с ваших яиц.Чтобы преподать вам наглядный урок. А когда это произойдет, зависитисключительно от транспорта.

— Транспорта? — повторил Тауэр лишенным всяких эмоцийголосом.

— Совершенно верно, — Эдди маленькими глоточками, словноконьяк, пил кофе. — От того, сколько времени уйдет на то, чтобы Джек Андолинидоехал до Бруклина, Балазар собрал команду и, загрузив в минивэн, прибыл сюда.Я надеюсь, что Джек слишком потрясен, чтобы воспользоваться телефоном. Или выдумаете, что Балазар будет дожидаться завтрашнего дня? Соберет тупоголовыхКевина Блейка и Чими Дретто, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию? — Эдди поднялодин палец, потом второй, с пылью другого мира под ногтями. — Во-первых, у нихнет мозгов, во-вторых, Балазар им не доверяет.

Он, Кел, поступит точно так же, как и любой деспот,добившийся успеха и не желающий терять власть: как можно быстрее нанесетответный удар. Пробки в час пик их немного задержат, но, если в шесть вечера,самое позднее, в половине седьмого вы еще будете здесь, можете распрощаться свашими яйцами. Они отхватят их ножом, а потом стерилизуют рану огнем, скажем,факела из одной из ваших особо ценных книг…