— Перестаньте, — Тауэр не побледнел — позеленел. — Я могуснять номер в отеле в Виллидж. Там есть дешевые отели, в которых живутхудожники и писатели, которым пока не удается продать свои творения. Номера,конечно, ужасные, но жить там все-таки можно. Я позвоню Эрону, и рано утром мыуедем на север.

— Отлично, но сначала вы должны выбрать город, в которыйпоедете. Чтобы я или кто-то из моих друзей смог вас найти.

— Откуда я знаю, куда мы поедем? Я не знаю никаких городов вНовой Англии севернее Уэстпорта, штат Коннектикут.

— Наведите справки, как только доберетесь до отеля вВиллидж. Выберите город и рано утром, до того, как вы уедете из Нью-Йорка,отправьте вашего приятеля, Эрона, к пустырю. Пусть напишет почтовый индекс назаборе, — тут в голову Эдди пришла неприятная мысль. — У вас есть почтовыеиндексы? Их уже изобрели?

Тауэр посмотрел на него, как на чокнутого.

— Разумеется, есть.

— Отлично. Пусть напишет его со стороны Сорок шестой улицы,там, где заканчивается забор. Вы поняли?

— Да, но…

— Они, возможно, не оставят засаду в вашем магазине,сообразят, что вам хватило ума и вы сделали ноги, но, если и оставят, запустырем наблюдать не будут, а если и будут, то лишь со стороны Второй авеню.Если возьмут под наблюдение и Сорок шестую улицу, то будут высматривать вас, ане его.

Тауэр, несмотря на охвативший его страх, заулыбался. Эддирасслабился, тоже улыбнулся.

— Но..? Если они будут высматривать и Эрона?

— Пусть оденется не так, как всегда. Если отдаетпредпочтение джинсам, пусть наденет костюм. Если носит костюм…

— Пусть наденет джинсы.

— Точно. Не помешают и солнцезащитные очки, при условии, чтоутро выдастся ясным, и они не будут вполне уместны. Индекс пусть напишет черныммаркером. Скажите ему, чтобы вел себя, как можно естественней. Он прогулочнымшагом идет вдоль забора, останавливается, вроде бы его заинтересовал какой-топостер, пишет индекс и уходит. И предупредите его, чтобы он, не дай Бог, неошибся.

— А как вы найдете нас, зная почтовый индекс?

Эдди подумал о магазине Тука, о долгой беседе с местнымижителями, которую они вели, сидя в больших креслах-качалках. Позволяя всем, ктохотел, посмотреть на себя, отвечая на вопросы.

— Загляните в местный магазин. Поболтайте с жителямигородка, расскажите всем, кто будет слушать, что вы приехали, чтобы написатькнигу или нарисовать с десяток пейзажей. Я вас найду.

— Ладно, — кивнул Тауэр. — Это хороший план. Вы отлично сэтим справились, молодой человек.

«Потому что это мое», — подумал Эдди, но не озвучил своюмысль. Сказал другое: «Я должен идти. И так задержался».

— Прежде чем вы уйдете, вы должны мне помочь, — остановилего Тауэр и объяснил, чего он от него хочет.

Глаза Эдди широко раскрылись.

— Да вы рехнулись! — взорвался он.

Тауэр мотнул головой в сторону входной двери магазина, гдепо-прежнему мерцал воздух, отчего прохожие на мгновение становились миражами нафоне мерцающего прямоугольника.

— Там дверь. Вы мне это сказали, и я вам верю. Я не могуразглядеть, что за ней, но что-то я вижу.

— Вы рехнулись, — повторил Эдди. — Полностью и бесповоротно.

Он прекрасно понимал, что его слова не соответствуютдействительности, но очень уж не хотелось связывать свою судьбу с судьбойчеловека, обратившегося к нему с такой просьбой. Чего там, выставившего такоетребование.

— Может, да, а может, и нет, — Тауэр сложил руки на широкой,пухлой груди. Говорил мягко, но по глазам-ледышкам чувствовалось: он от своегоне отступится. — В любом случае, это мое условие. Выполните его, и я сделаювсе, о чем вы просите. Другими словами, закрою глаза на то, что и вашепредложение представляется мне чистейшим безумием.

— Кел, побойтесь Бога! Господь праведный и Человек-Иисус! Яже прошу вас сделать только то, что завещал вам сделать Стефан Торен!

Глаза остались теми же ледышками: отступать от своего Тауэрне собирался. Пожалуй, еще больше заледенели.

— Стефан Торен мертв, а я — нет. Я назвал вам мое условие.Вопрос в том, согласны вы или…

— Да, да, ДА! — взревел Эдди и допил кофе. Затем взял пакетс молоком, стоявший за кофеваркой, и осушил его. Словно молоко прибавило емусил. — Пошли. Покончим с этим.

15

Роланд мог видеть, что происходит в магазине, но в несколькоискаженном виде, словно смотрел на дно быстро бегущего потока. Ему оченьхотелось, чтобы Эдди поторопился. Даже с пулями, глубоко засунутыми в уши, онслышал эту жуткую мелодию колокольцев и ничто не блокировало эти ужасныезапахи: то горячего металла, то протухшего бекона, то заплесневелого сыра, топодгоревшего лука. Его глаза слезились, и, возможно, слезы тоже мешали емуразглядеть происходящее за дверью.

Колокольца и запахи, конечно, доставляли неудобства, но кудасильнее сказывалось воздействие Черного Тринадцатого на уже поврежденныеболезнью суставы. Казалось, шар подсыпал в них толченое стекло. Пока в здоровойлевой руки боль проявилась лишь несколькими уколами, но стрелок не питал особыхиллюзий, понимал, что интенсивность боли и в левой руке, и во всем теле будеттолько нарастать, если ящик останется открытым и между ним и Черным Тринадцатымне будет преграды. Роланд понимал, что боль ослабеет, как только крышка ляжетна место, но сомневался, что она исчезнет совсем. И знал, что дальше будеттолько хуже.

Словно поздравляя его с точным прогнозом, резкая больпронзила правое бедро и запульсировала там. Бедро словно раз за разом прижигалираскаленными щипцами. Он попытался помассировать бедро правой рукой… как будтомассаж мог помочь.

— Роланд, — приглушенный голос едва доносился из-за двери,как будто их разделял толстый слой воды, но он точно принадлежал Эдди. Роландоторвал взгляд от бедра и увидел, что Тауэр и Эдди толкают к двери какой-тошкаф, похоже, заполненный книгами. — Роланд, можешь нам помочь?

Боль так глубоко проникла в бедра и колени, что Роланд незнал, сумеет ли он подняться… но поднялся, и довольно плавно. Он не знал, чтоуже разглядели острые глаза Эдди, но ему не хотелось, чтобы они увидели больше.Во всяком случае, до тех пор, пока не закончились их приключения в Калье БринСтерджис.

— Когда мы толкнем, тяни на себя!

Роланд, кивнул, показывая, что понял, и шкаф заскользил кнему. Половина шкафа, вдвинувшаяся в пещеру обрела четкие очертания, половина,еще остающаяся в «Манхэттенском ресторане для ума», мерцала и колыхалась, будтомираж. Тут же Роланд ухватился за шкаф и потянул на себя. Шкаф заскользил пополу пещеры, сдвигая перед собой камушки и мелкие кости.