– Перезвон, Перезвон!

– Ни за что не подымется, ни за что, – победоносно исправедливо гордясь, прокричал Коля, – хоть весь свет кричи, а вот я крикну, ив один миг вскочит! Иси, Перезвон!

Собака вскочила и принялась прыгать, визжа от радости.Штабс-капитан вбежал с куском вареной говядины.

– Не горяча? – торопливо и деловито осведомился Коля,принимая кусок, – нет, не горяча, а то собаки не любят горячего. Смотрите жевсе, Илюшечка, смотри, да смотри же, смотри, старик, что же ты не смотришь? Япривел, а он не смотрит!

Новая штука состояла в том, чтобы неподвижно стоящей ипротянувшей свой нос собаке положить на самый нос лакомый кусочек говядины.Несчастный пес, не шевелясь, должен был простоять с куском на носу скольковелит хозяин, не двинуться, не шевельнуться, хоть полчаса. Но Перезвонавыдержали только самую маленькую минутку.

– Пиль! – крикнул Коля, и кусок в один миг перелетел с носув рот Перезвона. Публика, разумеется, выразила восторженное удивление.

– И неужели, неужели вы из-за того только, чтоб обучитьсобаку, все время не приходили! – воскликнул с невольным укором Алеша.

– Именно для того, – прокричал простодушнейшим образом Коля.– Я хотел показать его во всем блеске!

– Перезвон! Перезвон! – защелкал вдруг своими худенькимипальчиками Илюша, маня собаку.

– Да чего тебе! Пусть он к тебе на постель сам вскочит. Иси,Перезвон! – стукнул ладонью по постели Коля, и Перезвон как стрела влетел кИлюше. Тот стремительно обнял его голову обеими руками, а Перезвон мигомоблизал ему за это щеку. Илюшечка прижался к нему, протянулся на постельке испрятал от всех в его косматой шерсти свое лицо.

– Господи, Господи! – восклицал штабс-капитан.

Коля присел опять на постель к Илюше.

– Илюша, я тебе могу еще одну штуку показать. Я тебе пушечкупринес. Помнишь, я тебе еще тогда говорил про эту пушечку, а ты сказал: «Ах,как бы и мне ее посмотреть!» Ну вот, я теперь и принес.

И Коля, торопясь, вытащил из своей сумки свою бронзовуюпушечку. Торопился он потому, что уж сам был очень счастлив: в другое время таквыждал бы, когда пройдет эффект, произведенный Перезвоном, но теперь поспешил,презирая всякую выдержку: «уж и так счастливы, так вот вам и еще счастья!» Самуж он был очень упоен.

– Я эту штучку давно уже у чиновника Морозова наглядел – длятебя, старик, для тебя. Она у него стояла даром, от брата ему досталась, я ивыменял ему на книжку, из папина шкафа: «Родственник Магомета, или Целительноедурачество». Сто лет книжке, забубенная, в Москве вышла, когда еще цензуры небыло, а Морозов до этих штучек охотник. Еще поблагодарил…

Пушечку Коля держал в руке пред всеми, так что все могливидеть и наслаждаться. Илюша приподнялся и, продолжая правою рукой обниматьПерезвона, с восхищением разглядывал игрушку. Эффект дошел до высокой степени,когда Коля объявил, что у него есть и порох и что можно сейчас же и выстрелить,«если это только не обеспокоит дам». «Маменька» немедленно попросила, чтоб ейдали поближе посмотреть на игрушку, что тотчас и было исполнено. Бронзоваяпушечка на колесках ей ужасно понравилась, и она принялась ее катать на своихколенях. На просьбу о позволении выстрелить отвечала самым полным согласием, непонимая, впрочем, о чем ее спрашивают. Коля показал порох и дробь.Штабс-капитан, как бывший военный человек, сам распорядился зарядом, всыпавсамую маленькую порцию пороху, дробь же попросил отложить до другого раза.Пушку поставили на пол, дулом в пустое место, втиснули в затравку три порошинкии зажгли спичкой. Произошел самый блистательный выстрел. Маменька вздрогнулабыло, но тотчас же засмеялась от радости. Мальчики смотрели с молчаливымторжеством, но более всего блаженствовал, смотря на Илюшу, штабс-капитан. Коляподнял пушечку и немедленно подарил ее Илюше, вместе с дробью и с порохом.

– Это я для тебя, для тебя! Давно приготовил, – повторил онеще раз, в полноте счастья.

– Ах, подарите мне! Нет, подарите пушечку лучше мне! –вдруг, точно маленькая, начала просить маменька. Лицо ее изобразило горестноебеспокойство от боязни, что ей не подарят. Коля смутился. Штабс-капитанбеспокойно заволновался.

– Мамочка, мамочка! – подскочил он к ней, – пушечка твоя,твоя, но пусть она будет у Илюши, потому что ему подарили, но она все равно чтотвоя, Илюшечка всегда тебе даст поиграть, она у вас пусть будет общая, общая…

– Нет, не хочу, чтоб общая, нет, чтобы совсем моя была, а неИлюшина, – продолжала маменька, приготовляясь уже совсем заплакать.

– Мама, возьми себе, вот возьми себе! – крикнул вдруг Илюша.– Красоткин, можно мне ее маме подарить? – обратился он вдруг с молящим видом кКрасоткину, как бы боясь, чтобы тот не обиделся, что он его подарок другомударит.

– Совершенно возможно! – тотчас же согласился Красоткин и,взяв пушечку из рук Илюши, сам и передал ее с самым вежливым поклоном маменьке.Та даже расплакалась от умиления.

– Илюшечка, милый, вот кто мамочку свою любит! – умиленновоскликнула она и немедленно опять принялась катать пушку на своих коленях.

– Маменька, дай я тебе ручку поцелую, – подскочил к нейсупруг и тотчас же исполнил намерение.

– И кто еще самый милый молодой человек, так вот этот добрыймальчик! – проговорила благодарная дама, указывая на Красоткина.

– А пороху я тебе, Илюша, теперь сколько угодно буду носить.Мы теперь сами порох делаем. Боровиков узнал состав: двадцать четыре частиселитры, десять серы и шесть березового угля, все вместе столочь, влить воды,смешать в мякоть и протереть через барабанную шкуру – вот и порох.

– Мне Смуров про ваш порох уже говорил, а только папаговорит, что это не настоящий порох, – отозвался Илюша.

– Как не настоящий? – покраснел Коля, – у нас горит. Я,впрочем, не знаю…

– Нет-с, я ничего-с, – подскочил вдруг с виноватым видомштабс-капитан. – Я, правда, говорил, что настоящий порох не так составляется,но это ничего-с, можно и так-с.

– Не знаю, вы лучше знаете. Мы в помадной каменной банкезажгли, славно горел, весь сгорел, самая маленькая сажа осталась. Но ведь этотолько мякоть, а если протереть через шкуру… А впрочем, вы лучше знаете, я незнаю… А Булкина отец выдрал за наш порох, ты слышал? – обратился он вдруг кИлюше.

– Слышал, – ответил Илюша. Он с бесконечным интересом инаслаждением слушал Колю.

– Мы целую бутылку пороху заготовили, он под кроватью идержал. Отец увидал. Взорвать, говорит, может. Да и высек его тут же. Хотел вгимназию на меня жаловаться. Теперь со мной его не пускают, теперь со мнойникого не пускают. Смурова тоже не пускают, у всех прославился; говорят, что я«отчаянный», – презрительно усмехнулся Коля. – Это все с железной дороги здесьначалось.