Даже Кэррин немного повеселела в этот вечер и уже не смотрелана всех отрешенным взглядом. Выяснилось, что один из солдат знал БрентаТарлтона, даже видел его в самый день гибели, и Кэррин решила после ужинаподробно поговорить с этим солдатом с глазу на глаз.

А за ужином Мелани удивила всех: она нашла в себе силыпобороть свою застенчивость и была необычно оживлена. Она смеялась, и шутила,и, можно сказать, почти что кокетничала с одноглазым солдатом, который в ответиз кожи лез вон, стараясь проявить галантность. Скарлетт понимала, какихдушевных и физических усилий стоило это Мелани, испытывавшей в присутствиилюбого мужчины мучительные приступы застенчивости. К тому же она ведь ещедалеко не оправилась после болезни. Правда, она упрямо утверждала, что вполнеокрепла, и в работе оставляла позади себя даже Дилси, но Скарлетт знала, чтоМелани еще больна. Стоило ей поднять что-то тяжелое, как лицо ее белело, а инойраз после какого-нибудь физического напряжения она так неожиданно опускалась наземлю, словно у нее подкашивались ноги. Но сегодня Мелани, так же как Кэррин иСьюлин, прилагала все усилия к тому, чтобы солдаты не скучали в сочельник. Однатолько Скарлетт не была рада гостям.

К ужину, состоявшему из арахиса, сушеного гороха и сушеныхяблок, тушенных в печи, которые Мамушка торжественно поставила на стол, отрядсделал свой вклад в виде поджаренной кукурузы и ребрышек, и гости заявили, чтоони уже давненько не едали столь прекрасных блюд. А Скарлетт смотрела, как ониедят, и ей было не по себе. Она не только жалела каждый кусок, который ониотправляли в рот, но и чувствовала себя точно на иголках, боясь, как бы кто изгостей не пронюхал ненароком, что Порк накануне заколол поросенка. Сейчаспоросячья туша висела в кладовой, и Скарлетт угрюмо пригрозила всем своимдомочадцам, что выцарапает глаза каждому, кто хоть словом обмолвится об этомперед гостями или посмеет упомянуть о сестрах и братьях покойного, надежнозапертых в загоне на болоте. Голодные солдаты сожрут поросенка за один присест,а узнав про живых поросят, конфискуют их для армия. Она боялась и за корову иза лошадь и жалела, что не угнала их в болото, а привязала на опушке леса украя выгона. Если отряд заберет у нее всю живность, никто в доме не протянет довесны. Восполнить эту потерю будет нечем. Вопрос о том, чем будет питатьсяармия, ее не тревожил. Пусть армия сама кормит себя — как сумеет. А ей и такнелегко прокормить все свои рты.

На десерт гости преподнесли всем «шомполушки», достав их изранцев, и Скарлетт впервые увидела своими глазами этот новый вид фронтовогодовольствия армии конфедератов, по адресу которого было отпущено не меньшешуток, чем по адресу вшей. Это было нечто спиралевидное, более всего похожее накусок обугленного дерева. Гости настоятельно предлагали Скарлетт отведатькусочек, и когда она наконец отважилась на это, открыла, что под угольно-чернойповерхностью скрывается несоленый кукурузный хлеб. Солдаты замешивали своюпорцию кукурузной муки на воде, добавляли соли (если она у них была),обмазывали шомпола густым тестом и запекали над костром. Получалось нечто стольже твердое, как леденцы, и столь же безвкусное, как опилки, и Скарлетт, струдом вонзив в угощение зубы, поспешила под общий хохот отдать его обратно.Она перехватила взгляд Мелани и прочла в нем свои собственные мысли: «Как могутони сражаться на таком скудном пайке?» Трапеза тем не менее протекаладостаточно весело, и даже Джералд, с несколько отсутствующим видом восседавшийво главе стола, ухитрился извлечь из глубин своего затуманенного сознаниякакие-то обрывки воспоминаний о том, как надлежит вести себя гостеприимномухозяину, и неуверенно улыбался. Мужчины болтали, женщины расцветали улыбками ивсячески старались угодить гостям, но когда Скарлетт неожиданно повернулась кФранку Кеннеди, желая осведомиться у него о здоровье мисс Питтипэт, она тут жезабыла о своем намерении, пораженная выражением его лица.

Фрэнк уже не смотрел неотрывно на Сьюлин — его взглядблуждал по комнате, перебегая с растерянного лица Джералда на голый, незастеленный коврами пол, на камин без привычных безделушек на полке, на вспоротуюсолдатскими штыками обивку кресел и выпирающие пружины, на разбитое зеркало надсервантом, на прямоугольники невыцветших обоев там, где до прихода грабителейна стенах висели картины, на убогую сервировку стола, на аккуратно починенные,но ветхие платья дам, на сшитую из мешковины одежду Уэйда…

Франку вспоминался этот дом, каким он знавал его прежде, ина его усталом лице было написано страдание и бессильный гнев. Фрэнк любилСьюлин, ему нравились ее сестры, он с уважением относился к Джералду и был всейдушой привязан к этому семейному очагу. После опустошительного набега Шерманана Джорджию перед глазами Франка прошло немало страшных картин, пока онобъезжал штат, собирая поставки для армии, но ничто не ранило его сердце такглубоко, как зрелище этого разоренного гнезда. Фрэнку страстно хотелось сделатьчто-нибудь для семейства О’Хара, особенно для Сьюлин, но он понимал, что ничемне может им помочь. И, преисполненный жалости, он в задумчивости покачивалголовой и прищелкивал языком, топорща жесткие усы. Неожиданно встретившисьглазами со Скарлетт, он заметил, как она возмущенно вспыхнула, понял, что еегордость задета, и смущенно уставился в тарелку.

Дамы горели желанием услышать новости. После падения Атлантыпочта не работала уже четыре месяца, и все в Таре находились в полном неведениио том, где теперь янки, как сражается армия конфедератов, что делается вАтланте и какова судьба знакомых и друзей. Фрэнк, который по долгу службы ездилпо всей округе, был сам не хуже любой газеты, а в некотором отношении дажелучше, ибо знал почти всех от Мейкона до Атланты, а многим к тому же доводилсяродственником и мог сообщить немало интересных подробностей и сплетен, которыеобычно в газеты не попадают. И теперь, под взглядом Скарлетт, он, чтобы скрытьсвое замешательство, торопливо принялся выкладывать новости. Армияконфедератов, сообщил он, снова заняла Атланту, после того как Шерман со своимвойском покинул город, но этот трофей уже не имел цены, так как янки сожгли тамвсе, что могло гореть.

— Но мне казалось, что Атланту выжгли в ту ночь, когдамы оттуда бежали! — недоуменно воскликнула Скарлетт. — Мне казалось,наши жгли ее, отступая.

— О нет, мисс Скарлетт, — запротестовал весьмафраппированный ее словами Фрэнк. — Мы никогда не жжем наших городов, еслитам остались жители. Вы видели пожары, но это горели военные и провиантскиесклады и литейные заводы — их жгли, чтобы они не достались неприятелю. Толькоэто, и ничего больше. Когда Шерман занял город, все жилые дома и магазиныстояли абсолютно не тронутые огнем. И он разместил в них своих солдат.

— А как же жители? Он… он их поубивал?

— Кое-кого убил, но не пулями, — мрачноответствовал одноглазый воин. — Как только Шерман занял Атланту, он тотчасзаявил мэру, что все население должно покинуть город — чтобы ни единой живойдуши не осталось. А в городе было много стариков, которые не выдержали быпереезда, и больных, которых нельзя было трогать с места, и женщин, которые..,ну, словом, которых тоже нельзя было трогать. И он выгнал их всех из жилищ вужасающий ливень, в бурю, выгнал сотни и сотни людей и оставил в лесах подРаф-энд-Реди, а генералу Худу передал, что тот может прийти и забрать их. Иочень многие не вынесли столь жестокого обхождения, многие погибли отпневмонии.