Прежде всего ему необходим отдых. Сон, если он сможет спать.Место на уровне земли, подальше от перемигивания красных огней, воя сирен ияростных, энергичных полицейских. Подальше от всей этой безнадеги. Место, гдечеловек может лечь на спину и видеть небо. Отмахав полмили, Джек находит такоеместо, между кукурузным полем и скалистым склоном холма, вершина которогопоросла лесом. Опечаленный рассудок приказывает утомленному телу лечь. Телоповинуется. Над головой звезды словно дрожат и вибрируют, хотя, разумеется,настоящие звезды в знакомом, реальном небе так себя не ведут, а потому все это— оптическая иллюзия. Джек вытягивается во весь рост, и полоска травы и землипод ним принимает форму его тела. Это, конечно, тоже иллюзия, посколькунастоящая земля твердая, не податливая, не упругая. Опечаленный рассудок ДжекаСойера говорит утомленному телу, что надо спать, и, хотя это кажетсяневозможным, оно засыпает.

А уже через несколько минут спящее тело Джека Сойераначинает трансформироваться. Края расплываются, цвета тронутых сединой волос,светло-коричневого пиджака, бежевых туфель из мягкой кожи светлеют. Телостановится прозрачнее, все более напоминает сгусток тумана или облако, наконец,сквозь него становятся видны смятые травинки, служащие ему матрацем. Чем дольшемы смотрим, тем более отчетливо видим траву, тем более прозрачным становитсятело. Наконец, от него остается лишь легкое мерцание, которое исчезает задолгодо того, как распрямляется примятая трава.

О, забудем об этом. Мы знаем, куда отправился Джек Сойер,исчезнув с края кукурузного поля, и мы знаем, кого он скорее всего встретит,когда попадет туда. Хватит об этом. Мы хотим поразвлечься, хотим оказаться вэпицентре событий!

К счастью, у нас под рукой очаровательный старичок ЧарльзБернсайд. Такой, как он всегда готов расстараться. И подложит пердящую подушкупод зад губернатора на банкете, и добавит в жаркое соуса, от которого тут женачинают слезиться глаза, и «пустит голубка» во время проповеди. А сейчас онпоявляется из унитаза во второй кабинке мужского туалета крыла «Маргаритка». Мызамечаем, что старина Берни, наш Берн-Берн, обеими руками прижимает к грудисекатор для подрезки зеленой изгороди, который позаимствовал у Генри Лайдена,прижимает так нежно, будто это ребенок. По его костлявому правому предплечьюзмеится ножевая рана. Он ставит одну ступню, одетую в шлепанец другого жильца«Макстона», на ободок унитаза, опирается на нее, приподнимается и вторую ногуставит уже на пол. Его рот кривится в злобной усмешке, глаза напоминают двепули, и мы не видим, что он хоть на йоту опечален. Кровь Генри Лайдена наштанинах его брюк, а вот рубашка потемнела от собственной крови, вытекшей израны в животе.

Морщась, Берни открывает дверь кабинки и выходит в пустующийтуалет. Флуоресцентные лампы на потолке отражаются от длинного зеркала, котороевисит над раковинами. Белые плитки пола, спасибо Батчу Йерксе, который работаетвторую смену (его сменщик напился и не смог выйти на работу), блестят. В этойсверкающей белизне кровь на одежде Чарльза Бернсайда и его теле смотритсяярко-красной. Он снимает с себя рубашку и бросает в раковину, прежде чемнаправиться к дальнему концу туалета, где на стене висит шкафчик. К дверцеприклеен кусок белого пластыря с надписью: «ПЕРЕВЯЗОЧНЫЕ СРЕДСТВА». Старикичастенько падают в местах общего пользования, вот отец Шустрика и распорядилсяповесить шкафчики с перевязочными средствами там, где они могли понадобиться.За Берни на белых плитках остается кровавый след.

Берни вырывает несколько бумажных полотенец из раздаточногоконтейнера, смачивает водой, кладет на край ближайшей раковины. Потом открываетшкафчик, достает рулон пластыря и марлевые салфетки, отрывает полосу пластырядлиной примерно шесть дюймов. Вытирает кровь с кожи вокруг раны на животе,прижимает к ране мокрую бумагу. Убирает ее, заменяя марлевыми салфетками.Наклеивает сверху пластырь. Точно так же, не слишком умело, перевязывает рануна руке.

Нагибается и вытирает кровь с белых плиток пола.

Тяжело переставляя ноги, идет вдоль ряда раковин, открываетводу в той, где лежит его рубашка. Вода сразу становится красной. Берни третрубашку, пока красный цвет не бледнеет до светло-розового. Довольныйрезультатом, он выжимает рубашку, пару раз встряхивает, надевает. Она прилипаетк телу, но Берни это не волнует. Об элегантности речь не идет, главное — непривлекать к себе лишнего внимания, как случилось бы, останься на рубашкекровавое пятно. Да, штанины понизу пропитаны кровью, и шлепанцы ЭлмераДжесперсона из желто-черных превратились в темно-красные, но он полагает, чтомало кто удосужится взглянуть на его ноги.

В голове грубый голос продолжает твердить: «Быштрее,Берн-Берн, быштрее».

Берни допускает лишь одну ошибку: застегивая пуговицы мокройрубашки, смотрит на свое отражение в зеркале. Увиденное повергает его в шок.Пусть красавцем он себя никогда не считал, обычно Чарльзу Бернсайду нравилосьто, что показывало ему зеркало. По его разумению, выглядит он как человек,который знает, что почем: хитрый, непредсказуемый, изворотливый. Но на этот разиз зеркала на него смотрит совсем другой человек: слабоумный, выдохшийся,тяжело больной. Глубоко запавшие, воспаленные глаза, провалившиеся щеки,набухшие вены, змеящиеся по лысому черепу… даже нос выглядит более костистым исвернутым на сторону, чем раньше. Такими стариками, как он, пугают детей.

«Тофой тольхо пухать декей, Берн-Берн. Фремя шефалитша».

Не может он выглядеть так плохо, не правда ли? Если бвыглядел, заметил бы раньше. Нет, мир видит Чарльза Бернсайда не таким. Простотуалет слишком уж белый, в этом все дело. Такая белизна лишает кожу цвета.Добавляет худобы.

Умирающий ужасный старик шагает к зеркалу, и «старческиебляшки» на коже становятся темнее. Вид собственных зубов заставляет его закрытьрот.

Но его хозяин не дает ему покоя, тащит к двери, бормоча:

«Фремя, фремя».

Берни знает, почему фремя: мистер Маншан хочет вернуться в«Черный дом». Мистер Маншан прибывает из краев, которые расположены бесконечнодалеко от Френч-Лэндинга, и некоторые этажи «Черного дома», которые они строиливместе, выглядят как его родные места… самые глубинные этажи, куда ЧарльзБернсайд заходит редко. Там он чувствует себя загипнотизированным, у него сосетпод ложечкой, силы покидают его.

Когда он пытается представить себе мир, давший жизнь мистеруМаншану, перед его мысленным взором появляется темная, неровная земля, усеяннаячерепами. На голых склонах и вершинах холмов стоят дома, похожие на замки,которые меняют форму, а то и исчезают, стоит тебе моргнуть. Из расщелиндоносится машинный грохот, перемежаемый детскими криками боли.

Бернсайд тоже хочет вернуться в «Черный дом», но по болеепрозаической причине: в комнатах наземных этажей он может отдохнуть, поестьконсервов, почитать комиксы. Он обожает запах этих комнат, где пахнеттухлятиной, потом, засохшей кровью, плесенью, отбросами. Будь у неговозможность дистиллировать этот аромат, он бы брызгался им, как одеколоном.