Пудель! Нежный Пудель! Эти слезы, эти рыдания боли ирадости, это признание собственной беспомощности. Корочка грязи на ободранныхколенях Пуделя, его нежные подмышки. Горячие слезы, струйка мочи изперепуганного маленького крантика.

С Шустриком такого блаженства ждать не приходится, но Берниуверен, что толика удовольствия ему все-таки перепадет.

И не стоит забывать про Тайлера Маршалла, который, связанныйи беспомощный, ждет в «Черном доме».

Чарльз Бернсайд, шаркая ногами, тащится по маленькой, безединого окна, комнатушке Ребекки Вайлес, а перед глазами стоит бледнокожая, сямочками, попка Пуделя Флэглера. Он берется за следующую ручку, выжидаетсекунду-другую, чтобы чуть успокоиться, бесшумно поворачивает ручку.

Дверь приоткрывается. Шустрик Макстон, единственный монархэтого королевства, наклонился над столом и карандашом делает пометки в двухстопках бумаг. На его губах играет улыбка, глаза поблескивают, карандашперебегает с одной стопки на другую, оставляя крошечные пометки. Шустрикполностью поглощен этим важным делом и замечает, что он не один, лишь когдагость, войдя в кабинет, пинком закрывает за собой дверь.

Когда дверь захлопывается, Шустрик раздраженно вскидываетголову и смотрит на незваного гостя. Но выражение лица меняется, едва он видит,кто перед ним.

— Значит, там, откуда вы приехали, в дверь не стучат, мистерБернсайд? — спрашивает он с обезоруживающим добродушием. — Просто врываются вкомнату, да?

— Именно так, — отвечает гость.

— Ну и ладно. По правде говоря, я намеревался поговорить свами.

— Поговорить со мной?

— Да. Проходите, проходите. Присядьте. Боюсь, у нас можетвозникнуть небольшая проблема, поэтому я хочу заранее все обсудить.

— Ага, — кивает Берни. — Проблема. — Он отлепляет мокруюрубашку от груди, бредет к столу, оставляя за собой красные, пусть и не стольотчетливые, как в коридоре и холле, следы, которых Макстон не видит.

— Садитесь. — Шустрик указывает на стул, стоящий передстолом. — Пришвартуйтесь и расслабьтесь. — Это выражение Френки Шеллбаргера,начальника кредитного отдела Первого фермерского банка, которое не сходит с егогуб на заседаниях местного отделения клуба «Ротари», и хотя Шустрик не очень-топредставляет себе, как швартуются, само выражение ему нравится. — Нам надопоговорить по душам.

— Ага. — Берни садится, спина, спасибо заткнутому за пояссекатору, остается прямой как палка. — По душам так по душам.

— Да, да, совершенно верно. Эй, у вас мокрая рубашка? Так иесть. Это не дело, старина, вы можете простудиться и умереть, а это никому изнас не понравится, не так ли? Вам нужна сухая рубашка. Давайте посмотрим, что ямогу для вас сделать.

— Не стоит беспокоиться, гребаная обезьяна.

Шустрик Макстон уже на ногах и одергивает свою рубашку, нослова старика заставляют его застыть. Он, однако, быстро приходит в себя,улыбается и говорит:

— Оставайтесь на месте, Чикаго.

Хотя при упоминании родного города по спине бежит холодок,лицо Бернсайда остается бесстрастным. Макстон выходит из-за стола, направляетсяк двери. Бернсайд наблюдает, как директор выходит из кабинета. Чикаго. Где жилии умерли Пудель Флэглер, Сэмми Хутен, Фред Фрогэн и все остальные, благословиих, Господи. С их улыбками и их криками. Как и все белые дети трущоб, с кожейцвета слоновой кости под коркой грязи, никому не нужные, всеми забытые. Тонкиекосточки лопаток, грозящие прорвать прозрачную кожу. Детородный орган Бернишевелится и затвердевает, вспоминая прошлое. «Тайлер Маршалл, — воркует себепод нос Берни, — сладенький маленький Тай, мы с тобой славно поразвлечемся,перед тем как отдадим тебя боссу, да, обязательно поразвлечемся, обязательно».

Дверь хлопает за его спиной, вырывая из эротических грез.

Но его конец по-прежнему в боевой стойке, как в те славные,но, к сожалению, далекие дни.

— В холле никого, — жалуется Макстон. — Это старая коза… какее там… Портер, Джорджетт Портер, готов спорить, пошла на кухню, набивать свойи без того толстый живот, а Батч Йеркса спит за столом. Так что прикажете мнеделать? Шарить по палатам в поисках рубашки?

Он проходит мимо Бернсайда, всплескивает руками, садится застол. Все это игра, а Берни видел артистов и получше. Шустрику Берни непровести, даже если он кое-что знает про Чикаго.

— Мне не нужна новая рубашка, — говорит он. — Подтиральщик.

Шустрик откидывается на спинку. Закидывает руки за голову.Улыбается — этот пациент забавляет его, действительно забавляет.

— Ладно, ладно. Необходимости обзываться нет никакой. Тыбольше меня не обманешь, старик. Больше и не пытайся изображать, что у тебяболезнь Альцгеймера. Я тебе не поверю.

Беседу он ведет легко и непринужденно, излучает уверенностькартежника, у которого на руках четыре туза. Берни догадывается, что егособираются шантажировать, отчего грядущая месть становится еще слаще.

— Должен отдать тебе должное, — продолжает Шустрик. — Тыобдурил всех, включая меня. Это какую же надо иметь силу воли, чтобыимитировать последнюю стадию болезни Альцгеймера. Сидеть в кресле, какпаралитик, кормиться с ложечки, дристать в штаны. Притворяться, что непонимаешь ни одного слова.

— Я не притворялся, козел.

— Так что неудивительно, что ты вдруг начал выздоравливать.Когда это произошло, год тому назад? Я бы на твоем месте проделал то же самое.Одно дело — дурить всем голову, другое — превращаться в растение. Вот мы иустроили небольшое чудо, не так ли? Излечились от Альцгеймера, как от обычнойпростуды, изумив всех. Ты вновь начал ходить, начал есть. У персонала убавилосьработы. Ты по-прежнему один из моих любимых пациентов, Чарли. Или мне следует называтьтебя Карл?

— Мне насрать, как ты меня называешь.

— Но Карл — твое настоящее имя, не так ли?

Берни даже не пожимает плечами. Он надеется, что Шустрикдоберется до сути до того, как Батч Йеркса проснется, заметит кровавые следы,найдет тело Джорджетт Портер. Его, конечно, интересует рассказ Макстона, но онхочет добраться до «Черного дома» без особых помех. А Батч Йеркса скорее всегоприложит все силы, чтобы его остановить.

Все еще полагая, что в игре в «кошки-мышки» кошкой являетсяон, Шустрик улыбается старику в розовой рубашке.

— Сегодня мне звонил детектив из управления полиции штата.Сказал, что в банке данных ФБР опознали посланные туда отпечатки пальцев. Онипринадлежат очень, очень плохому человеку, некоему Карлу Бирстоуну, который врозыске почти сорок лет. В 1964 году его приговорили к смертной казни заубийство малолетних детей, которых он и растлил, да только он удрал по пути втюрьму, голыми руками убив двух охранников. И с тех пор как сквозь землюпровалился. Сейчас ему должно быть восемьдесят пять, вот детектив и подумал,что этот Бирстоун — один из наших пациентов. Что ты можешь на это сказать,Чарльз?