Кто-то узнал ее, закричал:

– Итания!.. Божественная Итания!

Все поворачивались в ее сторону, Итания выпрямилась, кровьбросилась в лицо. Конь выступал ровно, гордо, прямо с артанским достоинством.Она видела недоумение на лицах, улыбнулась им милостиво, даже кивнула, в мозгупромелькнула запоздалая мысль, что ее могли вывезти в город нарочито, чтобынарод увидел, что она, жемчужина Куявии, не только схвачена и завоевана, но иприняла власть артан, сотрудничает с ними…

– Итания! – кричал народ. – Итания!

Кто-то по привычке падал на колени, но таких было мало, иона с потрясением поняла, как быстро артане ввели свои порядки. Перед старшимине только на колени, даже шапки не ломают, разве что дорогу уступят да ещепоклон – это все из богатого перечня признаков внимания, уважения ипочтительности, что с детства запоминал каждый куяв.

Даже перед нею не падают на колени и не закрывают лица, какбыло встарь, что значит – здесь уже Артания с ее суровыми и простымипорядками, никаких сложных ритуалов, что не может не нравиться простому люду.

– Итания!

Она выдавила улыбку и помахала рукой, что вызвало новыйвзрыв ликующих воплей. Но кричат радостно, счастливо, все в самом деле жаждутвидеть ее живой и здоровой, любуются, даже матери вон поднимают детей ипоказывают им ее, Итанию, чтобы и они росли красивыми.

У городских ворот народу было меньше, Придон соскочил,Итания пыталась спрыгнуть с седла сама, но он протянул руки и снял ее, какневесомое перышко.

– Ты когда-нибудь поднималась на стену? – спросилПридон.

– Никогда…

– Пойдем, покажу тебе его сверху. Честно говоря,довольно красивый город. Не Арса, конечно, но кое-что в нем есть, есть…

Он подал руку, Итания довольно легко, едва касаясь тонкимипальцами его широкой ладони, взбежала по крутым ступеням на самый верх стены.Стена, как каменная веревка, восьмиугольником окружает Куябу, а на ней, какузлы на этой веревке, через равные промежутки массивные высокие башни. Ихвосемнадцать, четыре вздымаются чуть ли не до облаков. Оттуда раньше всегозамечали приближение вражеских войск, там обычно селились колдуны, но что отних осталось теперь, Итания старалась не думать.

На стене, к удивлению и облегчению Итании, почти все стражиоказались куявами. Немолодые опытные воины, они все так же несут варту,охраняют город со всех сторон, им платят, и они готовы все так же воевать ипринимать удар, кто бы ни напал на город.

Однако в башнях были и артане. Это сразу заметила Итания,как и то, что в башнях их больше, а в четырех, самых крупных, где хранилосьоружие, только артане. Придон вывел Итанию на самый верх четвертой башни,Итания огляделась и ахнула.

Город раскрылся весь, огромный, красочный, как игрушечный, ив то же время богатый, наполненный жизнью. Теперь она видела, что он веськипит, как трудолюбивый муравейник, где муравьи бегают вроде бы беспорядочно,но муравейник исправно снабжается бревнами, кирпичами, глиной, добычей, водой,зерном и всем необходимым для его муравьиной жизни.

Через северные ворота нескончаемой вереницей въезжалидоверху груженные телеги. Возчики настегивали волов, Итания могла рассмотретьплотно уложенные мешки, похожие на муравьиные куколки, на других громоздятсягоры забитых оленей, свиные туши, везут также винные бочки, а из города вывозятдорогие ткани, железные изделия, доспехи и оружие.

– Город живет, – сказал за спиной Придон.

Итания уловила в голосе артанина неподдельное сочувствие.

Она обернулась, он смотрел виновато.

– Да, – ответила она сумрачно, – но какживет?

– Хорошо живет, – сказал он быстро.

– Ты не видел, как можно жить хорошо, – сказалаона. – Сейчас люди просто стараются уцелеть. А чтоб хорошо жить, надо…

Она запнулась, а он после паузы сказал мрачно:

– Понимаю, чтоб все артане передохли.

– Я так не сказала, – возразила она.

– Ты это сказала про себя, – уличил он. –Ладно, Итания, что сделано, то сделано, зачем жалеть? Бесполезно смотреть впрошлое. Куявия разгромлена, Куяба взята, почти все ваши князья и беры ужеслужат мне. Это не повернешь, а если бы кто и хотел повернуть, я бы такомуобрубил руки.

Она спокойно протянула к нему руки.

– Руби.

* * *

После той вообще-то пустяковой размолвки черная теньпробежала тихо и незримо, но оставила после себя широкую незримую щель. Итанияпочему-то замкнулась, в разговоры не вступала, а когда Придон что-нибудьспрашивал, обычно невпопад и ненужное, отвечала коротко, односложно.

Придон растерянно метался между дворцом и воинским станом,что по-прежнему размещался за пределами города. Его лучшие полководцы: Ральсвик,Щецин, Меклен, Бачило, Волик, Белозерц, Плеск, Прий, даже престарелыйКанивец – предпочитали жить в полевых шатрах, а не в роскошных дворцахкнязей и беров Куявии.

Да что Канивец, даже Вяземайт, который в Арсе жил вроскошном каменном доме, где куча слуг одевала и чесала пятки, здесь ест и пьету походного костра, спит у всех на виду тоже у костра, бросив под головуконское седло, а если и укроется когда от ночного холода, то грубой конскойпопоной.

Сегодня твердо решил объясниться с Итанией, больше нет силтерпеть эту муку, когда бессонными ночами никак не приходит рассвет, кипящаякровь бьет в голову такими толчками, что, будь перед нею городские ворота,разнесла бы вдрызг, когда сердце стучит часто и больно, будто бежит, бежит,бежит, изнемогая, а воздух душен и жарок, в окна, как в щели тонущего корабля,вливаются мощные струи запахов сада, а он здесь тонет, задыхается,захлебывается, хватается за грудь…

Все заметили, что за время размолвки он похудел, почернел,покрылся густой черной щетиной, а сбривал не раньше, чем настойчиво напоминалипо нескольку раз за день.

Возле ее покоев ни души, стражи давно нет, попаласьнавстречу только служанка, шарахнулась в испуге. Он толкнул двери, в большойкомнате полумрак, половина окон забраны плотными занавесями. Итания у окна наподоконнике, обхватив ноги обеими руками, а голову склонила на согнутые колени.Сегодня день тусклый, небо в тучах, но солнечный свет прошлых дней, запутавшисьв ее волосах, озарял все вокруг, как будто там остались осколки тысячи крохотныхсолнц.

Он все чаще заставал ее в таком положении, сейчас видел, какплечи ее слегка дернулись, слышала, даже узнала. Сердце его стиснула железнаярука, потому и не оглянулась, что узнала.

– Итания, – произнес он с болью, – что тыделаешь со мной?.. У меня день начинается с твоего имени, у меня все творитсятвоим именем, я живу только потому, что…

Он запнулся, показалось нехорошо и даже стыдно упоминать,что уже спал бы вечным сном под дерновым одеялом, если бы не надежда увидеть ееснова, надежда и страстное желание увидеть, схватить, взять, завладеть…