Но Роланд уже шел дальше. Он залпом осушил серебряную чашу,не обращая внимания на стекающую с подбородка пену, и швырнул ее о каминнуюполку с такой силой, что металл погнулся.

Теперь отец направлялся к нему, отшвырнув по пути еще одинстул. Миг — и его горящие глаза встретили взгляд Томаса. Мальчик почувствовал,как его наполняет серый, липкий ужас.

Отец смотрел на него, оскалив желтоватые зубы, пуская изорта пиво, смешанное со слюной.

«Ты, — прошептал Роланд низким, страшным голосом. — Что тыпялишься? Что ты хочешь увидеть?»

Томас не мог двинуться. «Найдут, — простонал его разум. —Клянусь всеми богами, меня найдут и упрячут в темницу!» Томас был уверен, чтоотец говорит с ним, но это было не так — Роланд говорил с Нинером, как и спрочими головами. Если Томас мог видеть его через стеклянные глаза, то и отецмог видеть его, если бы не был так пьян. К тому же, Томас был настолькопарализован страхом, что глаза его почти не двигались. А если и двигались, иотец заметил это, то что он мог подумать? Что дракон оживает? В таком состояниион вполне мог в это поверить. Если бы Томас в это время моргнул, Флеггу,возможно, не пришлось бы прибегать к яду. Старое сердце короля, могло бы невыдержать такого испытания.

Внезапно Роланд качнулся вперед.

«ЧЕГО ТЫ ПЯЛИШЬСЯ? — прорычал он, и, конечно же, он говорилс Нинером, последним драконом Делейна, хотя Томас этого не знал. — Что ты наменя уставился? Я делал все, что мог, всегда делал все, что мог! Разве я просилоб этом? Ну, отвечай! Я делал все, что мог, и посмотри на меня теперь! Посмотрина меня!»

Он опять распахнул халат, открыв нагое волосатое тело ссерой кожей.

«Посмотри на меня!» — повторил он и опустил голову,сотрясаясь в рыданиях.

Томас больше не мог этого вынести. Он закрыл панели заглазами дракона и вслепую кинулся прочь по темному ходу, ударившись о закрытуюдверь. Не обращая внимания на льющуюся со лба кровь, он вскочил, дрожащимируками нашарил пружину и пустился бежать по коридору, даже не убедившись, чтоего никто не видит. Перед ним стояли налитые кровью глаза отца, и он слышалтолько его вопль: «Что ты на меня уставился?» Он не знал, что отец уже впал впьяное забытье. Когда Роланд проснулся утром с ужасной головной болью и ноющимисуставами (все же он был уже слишком стар для таких нагрузок), он первым деломвзглянул на драконью голову. Когда он был пьян, ему редко что-нибудь снилось,но этой ночью ему приснился страшный сон: стеклянные глаза дракона задвигались,и Нинер возвратился к жизни. Он дохнул на него своим мертвящим дыханием, икороль почувствовал, как невыносимый жар охватывает его тело.

Жуткое видение еще стояло у него перед глазами, когда он,проснувшись, огляделся вокруг. Но все было, как всегда. Нинер смотрел со стены,выставив раздвоенный язык за частокол зубов, похожих на копья. Егозеленовато-желтые глаза застыли навеки. Над ним висели лук Роланда и великаястрела, до сих пор черная от драконьей крови. Он пересказал сон Флеггу, которыйтолько молча кивнул, а потом и вовсе забыл о нем.

Но Томас не мог забыть. Он просыпался от кошмаров, в которыхотец смотрел на него и кричал: «Смотри, что ты сделал со мной?» — обнажаяотвисший живот, вялые мускулы, старые уродливые рубцы на теле. Он словноговорил, что это вина Томаса, что если бы он не шпионил…

«Почему ты не ходишь к отцу? — спросил его как-то Питер. —Он думает, что ты сердишься на него». «Что я сержусь на него?» — Томас был удивлен.«Так он сказал за чаем, — Питер внимательно поглядел на брата, на его бледноелицо и синяки под глазами. — Том, что случилось?»

«Ничего», — медленно проговорил Томас. На следующий день онвышел к чаю, где его ждали отец и брат. Это потребовало от него немалойхрабрости — иногда и Томас обнаруживал храбрость, обычно когда его припирали кстенке. Отец поцеловал его и спросил, что с ним такое. Томас пробормотал, чтоневажно себя чувствует, хотя на самом деле теперь он чувствовал себя хорошо.Отец неуклюже обнял его и потом вел себя, как обычно — то есть все вниманиеуделял Питеру. На этот раз Томас был благодарен ему за это. Ему не хотелось,чтобы отец обращал на него слишком много внимания. Той ночью, лежа без сна ислушая вой ветра, он решил, что никогда больше не будет подглядывать за отцом.Постепенно кошмары стали приходить к нему реже и, наконец, прекратились.

Но главный конюший Иосиф был прав: мальчишки легко даютобещания и легко о них забывают. В конце концов желание Томаса шпионить заотцом пересилило его страх и благие намерения. И случилось это как раз в туночь, когда к его отцу пришел Флегг.

Когда Томас открыл панели, отец с братом допивали ихвечерний бокал. Питер был теперь семнадцатилетним парнем, высоким и красивым.Они сидели у камина, попивая вино и разговаривая, как старые друзья, и Томаспочувствовал, как старая ненависть опять разъедает его сердце. Через какое-товремя Питер встал и вежливо попросил разрешения уйти.

«Ты каждый вечер уходишь все раньше», — заметил Роланд.

Питер что-то пробормотал.

Роланд улыбнулся печально-понимающей улыбкой, почти ужебеззубой.

«Я слышал, она хорошенькая».

Питер выглядел растерянным, что было на него непохоже. Онстал оправдываться — тоже необычно.

«Иди, — прервал его Роланд. — Будь с ней ласков… но не прячьжар, если он есть в тебе. Старость холодна, Питер, поэтому пусть твой огоньгорит ярко, пока хватает топлива».

Питер улыбнулся:

«Отец, ты говоришь, как глубокий старик, но для меня ты всееще молод и силен».

Роланд обнял его.

«Я люблю тебя», — сказал он.

«Я тоже люблю тебя отец», — Питер обнял его в ответ, и Томасв своей одинокой темноте (шпионят всегда в одиночестве и почти всегда втемноте) поморщился.

Питер ушел, и примерно полчаса ничего не происходило. Роландсидел у камина, попивая пиво стакан за стаканом. Он не рычал, не говорил созвериными головами, не крушил мебель. Томас уже хотел уходить, когда в дверьпостучали.

Роланд смотрел на огонь, завороженный пляшущими языкамипламени. Потом он поднял голову.

«Кто там?»

Томас не услышал ответа, но отец встал и открыл дверь.Сперва Томас подумал, что его привычка говорить с головами на стенах приобрелановый оборот, и он начал говорить с воображаемыми людьми.

«Странно видеть тебя в такой час, — сказал Роланд, отходя ккамину вместе с невидимым собеседником. — Я думал, в это время тебя не оторватьот зелий и заклинаний».