– Что ты делаешь? Тебе же нельзя, ты больной!

– Уже можно.

Он повалил ее на себя и не почувствовал никакой боли.Наоборот, его организм, казалось ему, разрывается от избытка здоровья. Онзабыл, когда последний раз ощущал такую энергию, такое желание жить…

Правда, поначалу, какое-то время, Лена сопротивлялась. Ивдруг ее тоже охватило желание. Может быть, это была память тела, а может,осознание того, что все эти годы она любила Сашу, ждала его. И дождалась!

Белов почувствовал ее настроение и ответил новым приливомсил и энергии. Былое чувство хлынуло неудержимым потоком, сметая воспоминания,сомнения и ложный стыд.

Пика они достигли одновременно и, не останавливаясь, ещедолго изматывали друг друга, то поднимались к вершинам счастья, топроваливались в полузабытье, пока не замерли, наконец, в полном бессилии. Потомони долго лежали неподвижно, и, казалось, не было силы, способной заставить ихпошевелить хоть пальцем.

И тут в стену бытовки с грохотом ударило что-то тяжелое.Похоже – кирпич!

Следом раздался громкий голос.

– Ленка, сука! Какого хрена закрылась? Открывай, блин! Илигребаря завести успела, пока я у мусоров на киче парился?

Белов вопросительно посмотрел на Лену. Та была ни жива, нимертва.

– Это Бакен, – прошептала она посеревшими от страха губами.– Я же тебе говорила. Его из милиции после пятнадцати суток выпустили. Неоткрывай.

Белов скептически улыбнулся. Встал с постели и без лишнейспешки оделся.

– Да? Не открывать? – спросил он с легкой насмешкой. –Думаешь, он пошумит и уйдет? А, по-моему, он скорее подожжет нас вместе с этойхалупой. Так что лучше открой.

Лена поднялась с постели, накинула на себя платье, служившееей домашним халатом, и застыла в растерянности.

– Может, не надо? Бакен здесь вроде рэкетира. Не стоит с нимсвязываться.

– Открывай! – сказал Белов тоном, не терпящим возражений. –И отойди в сторону.

Лена откинула засов и прижалась к стене. Дверь распахнулась,с улицы пахнуло ночным холодом, издалека ветер донес запах дыма. В дверномпроеме возник темный силуэт Бакена… Он постоял секунду, привыкая к полумракубытовки, и радостно осклабился, увидев сидящего на постели человека,

– Гадом буду, как знал! Не успел мужик на нары присесть, кактут уже фраер койку греет! Придется пощекотать перышком. – Неожиданно в егоруке, словно на сеансе фокусника-престидижитатора, появился нож с длинным узкимлезвием.

Белов не торопился переходить к активным действиям.Ослабленный долгой болезнью, он не мог дать Бакену достойного отпора.

– Ты где тут фраера увидел? – сказал он подчеркнуто тихимголосом, не вставая с постели. – Какие нары, если ты дальше ментовки зоны ненюхал! И какого хрена ты тут своим пером петушиным машешь?

Бакен от неожиданности опешил и остановился внерешительности. Не то чтобы его сильно напугал тон незваного гостя. Ему быловсе равно, кого пырнуть своим ножом – блатаря, мента или фраера. Егополуразрушенный денатуратом и паленой водкой мозг не позволял ему почувствоватьразницу между этими объектами. Просто он не рассчитывал на такую встречу.Думал, что застигнутые врасплох любовники будут озабочены лишь собственнымспасением.

Теперь Белов смог получше рассмотреть агрессора. До этого онвидел его всего лишь дважды, в том числе один раз издалека. Но запомнил хорошо.За эти годы Бакен сильно изменился. Он заметно растолстел, опух, но был всетакой же патлатый, только теперь волосы волосы поредели и свисали со лбажидкими сальными прядями. И воняло от него, как от помойки. Даже хуже. Онпродолжал орать:

– Что за дела? Ленка, сука! Пока меня мусора прессовали, тытут гребаря завела?

При этом он угрожающе размахивал своим ножом. Из-за крайнейтесноты помещения каждый взмах его был опасен. Лена изо всех сил вжималась встену, но это не помогло. Острие клинка чиркнуло ее по предплечью. Брызнулакровь, и она не смогла сдержать испуганного крика.

И тут Белов второй раз за ночь почувствовал небывалый приливэнергии. Теперь он сочетался с дикой вспышкой ярости. Забыв обо всем, онбросился вперед, прямо на противника. Схватил руку с ножом и несколько развпечатал ее в стену бытовки. Нож со стуком упал на пол. Бакен вырвался иззахвата, издал какой-то невнятный писк и, словно пробка из бутылки шампанского,вылетел из бытовки.

Белов выпрыгнул за ним, повалил на землю и принялся меситькулаками его физиономию, не чувствуя ударов, словно во сне. Он ничего неслышал. Ни собственного жуткого хрипа, ни мата, а потом и стонов Бакена. Итолько пронзительный крик Лены у него за спиной помог ему прийти в себя. Онасхватила его за плечи и с трудом оторвала от противника. Еще немного, и было быпоздно.

Белов поднялся, тяжело дыша. Перед ним лежал кусок грязи.Вид этой человеческой развалины напомнил ему лягушку, которую он случайнорасплющил в детстве камнем. Но тогда ему было стыдно и жалко. Теперь же видраспростертого у его ног подонка вызвал лишь омерзение. Белов наклонился к немуи с расстановкой сказал:

– Запомни, падаль, чтобы больше я тебя здесь не видел. Увижу– зарою в мусоре. Понял?

Бакен сел, ощупал нижнюю челюсть, потом ребра, и с трудомзаставил себя кивнуть. Всем видом он выражал покорность и страдание. Видимо, унего было сломано несколько костей.

– Тогда вали отсюда, – устало сказал Белов, повернулся ипошел в бытовку.

Лена, постояв, последовала за ним. Ей было страшно. Онатщательно закрыла дверь на засов, повернулась к Саше с немым укором в глазах.

Но тот без слов упал на койку и моментально заснул.Последний раз так крепко он спал в армии после марш-броска по горам с полнойвыкладкой.

По дороге из аэропорта Ольга настояла на том, чтобы сначалазаехать в больницу. Ванька остался спать в машине под присмотром шофера. Вотличие от обычных городских больниц для бедных, эта сияла огнями. Ониотражались в блестящем холодном мраморе просторного пустого холла.

Ольга в сопровождении Шмидта и двух охранников пересеклавестибюль и направилась прямо к лифтам. Здесь дорогу им заступила строгаяженщина-администратор в белом халате, выскочившая из-за стойки дежурного.

– Вы к кому? Почему не вовремя? Сейчас не время посещений!