– Привет, ребята, доктора не видали? – спросил он. – А то комне под утро Бакен заявился. Я его таким никогда не видел. Вошел в мою каморку,сел прямо на пол и, как птица буревестник, – матерится и рыдает. Вид – будто понему асфальтовый каток проехал. По-моему, у него половина костей переломана. Япока глаза продрал, он уже исчез. Но пообещал вернуться. Я подумал, может, он кдоктору пошел?

Белов с Леной переглянулись. Судя по всему, отделаться отБакена было не так просто.

– Был доктор, но про Бакена ничего не говорил, – отозваласьЛена. – Его вот только осмотрел и сказал, что все в порядке.

– Выздоровел?! – обрадовался Федя. – Ну, наконец-то!Поднимайся, хватит в четырех стенах сидеть, как таинственная Тамара. Пошли,воздухом подышим. Я тебе наши Палестины покажу.

Белов посмотрел на Лену. Ему не хотелось обидеть еекаким-нибудь неловким движением или поступком. Он понимал, что новый разрыв сней будет уже необратимым и старался ни в коем случае не допустить дажемалейшего непонимания.

– Ты как, не возражаешь? – спросил он ее.

– Сходи, прогуляйся, – ответила Лена. – Только не долго.

Они вышли из бытовки. День был солнечный, а воздух показалсяБелову альпийским. Видимо, ветер дувший в сторону свалки, унес ее испарения. Унего слегка закружилась голова.

Федя повел Белова к вершине невысокого холма. Местностьвыглядела знакомой, но ему не хотелось напрягаться и вспоминать, когда и прикаких обстоятельствах он мог здесь бывать. Он вообще старался сейчас ни о чемне думать и просто шагал за Федей по высокой траве, лавируя между кустами.Поначалу он ощущал слабость в ногах, но с каждым шагом идти ему становилось вселегче. В итоге он почти не отставал он своего проводника, только слегказадыхался с отвычки. На вершине холма они взобрались на положенные друг надруга штабелем плиты, оставленные здесь рабочими.

– Вот, гляди, куда тебя занесло, – Федя жестом экскурсоводаобвел рукой окрестности: внизу под ними раскинулся поселок из несколькихдесятков бытовок, за ним какие-то недостроенные сооружения, а дальше, чуть лине до горизонта, дымились эвересты городских отходов. – Свалка, брат, этоместо, где цивилизация освобождается от мусора! Цивилизация и мусор –близнецы-братья! У нас здесь есть все, как на острове Робинзона. Я даже думаю:только на свалке человек может стать свободным, потому что деньги здесь ненужны, живи себе, как птица, ни забот ни хлопот…

Слушая впавшего в раж Федю, Белов смотрел на заброшеннуюстройку: котлован, фундаменты, какие-то мощные коммуникации. Во всем этомчувствовался размах. Видимо, здесь затевалось большое строительство, судя потрубам большого диаметра, что-то вроде нефтяного гиганта.

И тут Белов вспомнил, что где-то под Москвой Пчела собиралсястроить нефтеперегонный завод… Это отложилось в памяти, потому что в проектедолжны были участвовать немцы и чеченцы… Такое вот оригинальное сочетание!Тогда проект натолкнулся на сопротивление со стороны чиновников и былзаморожен. Стороны никак не могли сойтись на приемлемой цене отката. "Такзначит, это и есть тот самый завод…" – подумал Саша.

Одновременно он поймал себя на том, что с интересомприслушивается к словам Феди.

– Мусор вокруг – фигня, – размахивая рукам, вещал тот, –надо бороться с мусором в себе. Мы сами себя загаживаем с помощью цивилизации.Выносим мусор из квартир, но одновременно засоряем себя никотином, алкоголем,матом, попсой, телесериалами, политикой, низкопробным чтивом, псевдоценностямии так далее. Ну скажи сам, если тело – наш дом, временное пристанище, естьсмысл тащить в него помои с улицы?

– А ты философ, – заметил Саша, пропуская вопрос мимо ушей.– Ты что окончил, Оксфорд или Сорбонну?

Федя вдруг сдулся, как проколотая шина, и нехотя ответил,что учился на филфаке МГУ, но ушел с третьего курса. Саша не стал допытываться,почему, тем более, что Федя резко переменил тему разговора:

– Кстати, хоть ты и не тот, что на плакате изображен, новедь звать-то тебя как-то надо. А то неудобно даже.

Саша на секунду замялся: в его ситуации просто глупо было бызаявлять во всеуслышание, что небезызвестный Белов жив. Ведь тот, кто допустилоплошность и не добил его контрольным выстрелом, может вернуться, узнав обэтом. Кто же все-таки его заказал: Зорин, Кабан, Введенский? Или еще кто?Желающих было предостаточно. Скорее всего – Зорин!

– Зови Сергеем. Серегой, – сказал Белов твердо.

– Серый, значит? – уточнил Федя с сомнением в голосе. –Ладно, так и запишем. По такому случаю полагается причаститься "спири-тусвини", спиртным духом то есть. Ты, поди, православный? Стало быть, водкупьешь?

– Только не с утра, – поморщился Белов. Судя по всему,местный философ не слишком последовательно придерживался своих убеждений. Вовсяком случае, в части отравления организма продуктами цивилизации.

Федор достал из одного кармана своей необъятной курткибутылку водки с непонятной этикеткой, а из другого пластиковый стакан.Откупорил бутылку и аккуратно налил стакан до краев.

– Прошу.

Белов помотал головой.

– Не, я так сразу не могу. Погоди, давай ты первый.

– Как угодно.

Федя опустил веки, припал ртом к стакану с сивухой ипринялся тянуть ее с видимым удовольствием, только что не причмокивая. Вдетстве Белов так пил газировку, потом, в молодости, пиво.

– Эх, крепка Советская власть!- У Феди даже слезынавернулись на глаза, он вздрогнул и занюхал принятое тыльной стороной ладони.– Так о чем мы? Да, так вот, что я хотел сказать. Вас, Саша, друг мой…

– Сережа, – поправил Белов, с удивлением отмечая перемену вречи своего спасителя: она стала более изысканной и витиеватой.

Они сели на край плиты, спустив ноги вниз. Поднялся легкийветерок. По небу бежали белые облачка, поминутно менявшие свою форму. Вдали надсвалкой кружили стаи птиц. До них долетали их крики. На душе у Саши стало легкои покойно.

– Конечно, разумеется, я оговорился, простите, – продолжалФедя преувеличенно вежливым тоном. – Так вот, наш Доктор Ватсон только поставилвас на ноги, не более того. Главный же вопрос в другом – как вернуть вас кнормальной жизни? Вылечить окончательно!

Белов задумался. Это был тот самый вопрос, над которым онломал голову все последнее время. Как ему теперь жить, и нужно ли жить вообще?

– Если ты имеешь в виду дырки от пуль, то они ужепрактически зажили, – заметил он.