– Мы к Елизавете Андреевне Суриковой, – поспешно проговорилаОльга. – Я только что прилетела… Издалека, чтобы ее увидеть. В какой онапалате?

Женщина несколько стушевалась. Олин эскорт выглядел болеечем внушительно. Охранники с каменными лицами мрачно смотрели наадминистратора, и та решила не связываться с опасной компанией.

– Сурикова? Кажется, она в пятьсот четырнадцатой. Это пятыйэтаж.

– Найдем! – блондин оттеснил ее плечом и нажал кнопку настене.

Роскошный лифт с зеркальными стенами доставил посетителейнаверх. Дизайн коридора ничуть не уступал тому, что они видели на первом этаже.Вдоль стен стояли покойные кресла, обтянутые темно-коричневой кожей, на стенахвисели хорошие копии французских импрессионистов. Прямо не больница, а музей.

Дверь в пятьсот четырнадцатую палату была приоткрыта. Ольгавошла первой и застыла. В комнате никого не было. Единственная кровать былапуста: простыни нет, в головах подушка без наволочки, в ногах лежит свернутое вчетвероодеяло.

– Наверное, это не та палата… – Ольга беспомощно оглянулась,все еще не желая верить очевидному.

Ища поддержки, она посмотрела на Шмидта. Тот пожал плечами иопустил взгляд. Ему все стало ясно. Ошибки не было, это была та самая палата, вкоторой лежала Елизавета Андреевна.

Из коридора послышались торопливые шаги: между охранниками,перекрывшими вход в палату, с трудом протиснулась дежурная медсестра, изящная,интеллигентного вида женщина. Оценив ситуацию, она взяла Олю под руку и сочувственнопроизнесла:

– Вы к Елизавете Андреевне? Она скончалась час назад.Приношу вам свои соболезнования. – Заметив, что Оля едва стоит на ногах, сестраподвела ее к постели и почти силой усадила на краешек. По лицу Оли потеклислезы, но она их не замечала.

Медсестра начала что-то говорить о болезни ЕлизаветыАндреевны и ее преклонном возрасте, о том, что врачи очень старались, но так ине смогли помочь…

Ольга не слышала и не слушала. Она поняла только одно –бабушки нет. Нет самого близкого человека, дорогого ей человека… Оборваласьпоследняя связь с тем прежним миром, в котором она жила до знакомства с СашейБеловым.

Она вспоминала ее маленькое, покрытое добрыми морщинкамилицо, ее постоянную заботу о ней и Ване, и нескончаемые хлопоты по дому… Ольгасознавала, что так, как ее любила бабушка, ее уже никто и никогда не будетлюбить. И еще она понимала, что в смерти Елизаветы Андреевны виновата она.Нельзя было оставлять ее одну. Бабушка так была привязана к ней и Ваньке!

– Оля, что с тобой? Тебе плохо? – Шмидт осторожно дотронулсядо ее плеча и протянул свой носовой платок.

Но Ольга смотрела сквозь него, словно не замечая. Тогда оннаклонился, аккуратно коснулся несколько раз платком ее щек и глаз, а потомвложил его в ее в руку.

– Оля, ты не волнуйся, мы все организуем, как полагается. Атеперь надо идти. Ванька в машине ждет, и вообще, пора ехать.

– Да, конечно. – Она поднялась и, словно на автопилоте,направилась к выходу. Шмидт и охранники молча расступились перед ней…

Оставшись одна, сестра подошла к постели, поправиласвернутое одеяло и взбила подушку, хотя в этом не было никакой надобности…

В машине Ольга не проронила ни слова, но плакать перестала.Она ушла в себя, а Шмидту не хотелось донимать ее пустыми разговорами. Иногдалучше молчать, чем говорить. Они долго ехали на западную окраину столицы, гденаходилась квартира Шмидта. У Ольги было время успокоиться…

Наконец они остановились на выложенной темно-розовой плиткойстоянке у входа в суперсовременную жилую башню из стекла и бетона, сархитектурными излишествами на фасаде и, по московскому обычаю, непременнымшпилем наверху. Была уже поздняя ночь.

Ванька так и не проснулся, и Шмидту пришлось нести его наруках. Охранники остались в машине.

Скоростной лифт в одно мгновение вознес их на запредельнуювысоту. Из окна огромного лестничного холла далеко внизу были видны огнимосковских кварталов и длинные цепочки фонарей городского освещения, похожие назастывшие трассирующие очереди. Вся Москва была как на ладони. Шмидт открылдверь ключом и пропустил Ольгу в квартиру. Следом вошел сам. Ваньку оносторожно положил на диван в гостиной, потом повернулся к Ольге.

– Располагайся. Здесь вы сможете спокойно пожить некотороевремя. В любом другом месте будет небезопасно.

Он показал Ольге расположение комнат и других помещений.

– Спальные принадлежности здесь, холодильник забит подзавязку. Если что-то понадобится, мой номер в памяти телефона стоит первым.Звони. А сейчас не буду вам мешать.

Ольга протянула ему на прощанье руку. Шмидт задержал ее всвоей чуть дольше, чем следовало бы. Но опять воздержался от комментариев. ДаОльге и не хотелось ни с кем разговаривать. Когда он ушел, она вздохнула соблегчением. Сейчас ей надо было побыть одной…

Проводив Шмидта, Ольга подошла к окну и долго смотрела внизна огни города. Ее собственная жизнь показалась ей полностью лишенной смыслаперед лицом всевластной смерти. Вот и не стало бабушки! К чему эти метания исамокопания, вся эта бессмысленная суета, гонка за деньгами и собственностью,если для всех конец один?

Она вдруг поймала себя на том, что совсем пересталавспоминать о Саше. Где он? Жив ли? Она не желала ему зла, но и видеть егосейчас не хотела. Пожалуй, она вообще не хотела его видеть…

Ваньке она постелила в одной из комнат на большом диване иперенесла его туда из гостиной. Хорошо хоть, что он так ничего и не узнал ослучившемся. Намаялся бедный за день, да и пересечение часовых поясов никому напользу не идет, тем более ребенку.

После этого Ольга пошла в ванную. Ни джакузи, ни прохладныйдуш не помогли ей расслабиться. Полотенца под рукой не было, но на вешалкевисел большой махровый халат – мужской, черный в синюю полоску. Ольга, невытираясь, накинула его на себя и направилась в спальню. Халат был ей таквелик, что полы его шлейфом волочились за ней по паркету.

Потом Ольга долго лежала без сна, глядя в потолок. Сон нешел, в голову лезли мрачные мысли. По сути, она осталась одна на целом свете смалолетним сыном, без мужа, без родственников, без близких, а против нееополчилась чуть ли не вся криминальная Москва.