Затем дорога сузилась, пошла петлять, асфальт в выбоинах,зато по обе стороны показались деревья, выросли в размерах, метнулисьнавстречу, но струсили столкнуться с железным авто, побежали по сторонамдороги. Да не просто деревья, а густой дремучий лес. Это не какая-то зачуханнаяЕвропа, где ни одного дерева, которое само по себе, а не посажено по плану,здесь прямо под Москвой не только дремучие леса, но и вообще места, куда неступала нога человека.

Деревья бегут по обе стороны ровные, корабельная роща накорабельной роще, даже внутри машины запах хвои, листьев, мха и близостьгрунтовых вод. Не потому, что в самом деле близко, просто каждый ствол –гигантский насос, что безостановочно тянет из глубин холодную воду – чемхолоднее, тем лучше! – прогоняет по стволам, спасая деревья от перегрева,и сбрасывает с листьев, то есть потеет.

Еще поворот, еще, этот Сергей нарезает петли, какавтогонщик. Я не спец по машинам, но чувствую, что здесь и моторусиленный, и тормоза еще те, да и колеса не зря такие широкие, эти уж еслисхватили дорогу, то их хватку, как у питбуля, ломиком не расцепишь…

Наконец дорога выровнялась, шире не стала, зато асфальтпошел удивительно ровный, по такому же мы гнали час назад на новенькойэстакаде. Показались ворота, в обе стороны тянулся забор, добротный, высокий,из хорошо прокованных чугунных прутьев.

Сергей остановил машину. Из малозаметной будочки вышелквадратный парень в пятнистом комбинезоне, сейчас даже старые бабки ходят втаких, а еще президенты обожают в таких униформах фотографироваться ипозировать перед телезрителями.

– Антошка, чо так долго? – спросил Сергейнасмешливо. – Сказано же: семь раз отпей – один раз отлей!

Парень, которого Сергей назвал Антошкой, посмотрелнедружелюбно:

– Это у тебя такие шуточки, придурок?.. Другого ничегопредположить не мог?

Сергей хлопнул себя по лбу, сделал понимающее лицо.

– Ах да, прости, прости… Как жаль, верно, что место клизмыизменить нельзя?

Парень зарычал, явно не так быстр в шуточках, но, судя поего движениям, я догадывался, что в схватке достаточно быстр, а удары молотом влоб умеет держать лучше, чем уколы булавкой в задницу.

Он заглянул в машину, я ощутил холодный взгляд его рыбьихничего не выражающих глаз, потом он вернулся, створки ворот поехали в стороны.

Дальше дорога пошла торжественно-чистая, Сергей довольнопохохатывал, я молчал, поглядывал искоса на него, очень вроде бы не похожего наменя, однако…

Остроумие, мелькнула суматошная мысль, – это всего лишьострый язык, а вовсе не ум, а в наш век информации так и вовсе просто емкийхард в черепе. А то, что ныне сходит за остроумие, – всего лишьбыстро работающая поисковая машина подобно Rambler’у или Apport’у. Но этозаемное остроумие намного заметнее, чем ум, и вот уже остроты сыплются со всехсторон, каждый тинейджер украшает свою речь шуточками, приколами, хохмочками…Я сам украшаю, чтоб не выглядеть слишком занудным, и этот бот за рулемтоже украшает, и все-все украшают, от президента страны до самого сопливогопервоклассника… так размываются грани между умным и придурком, богатым ибедным, старым и молодым – демократия, мать ее! Весь мир становитсяодинаково ироничным, а мы все вот это… старательно принимаем за ум. Вроде бы мысами умные, с умными общаемся, умные вокруг нас мельтешат туды-сюды, туды-сюды.

По обе стороны ухоженный газон, а деревья все как будтоперенесены с картин допотопных рисовальщиков: огромные и толстые, с красиво изогнутымиветвями, с наплывами на потрескавшейся коричневой коже, широкие, а под сеньюветвей… что такое сень?.. поместится целая рота. Или барин со слугами,наложницами и прочими баядерками.

За редкими деревьями показался замок. Сергей вел машину ужемедленно, осматривался. Деревья уходили в стороны, замок приближался, этооказался хоть и не замок, но особнячок, который средний герцог счел бы неплохимзамком. Три этажа, а сверху еще и мезонины, если это мезонины. Словом, всякаянадстроечная лабуда, башенки, фиговинки, навороты, а под такимособнячком-замком наверняка еще и подземные гаражи, сауны и прочие штукиуходящего века. Единственное, что меня заинтересовало, так это параболическаяантенна класса хай-энд-зэкс на крыше. Это не только прием телепередач, но ивсякие другие возможности, о которых пока только мечтаю с отвисшими до поласлюнями, не поскользнуться бы…

Слева от дорожки за кустами мерными толчками вздымаютсясеребряные струи. Машина двигается бесшумно, я опустил стекло, слушал журчание.Кусты расступились, струи бьют вокруг скульптурной группы, где Геракл разрываетпасть писающему мальчику. В воздухе пахнет свежестью, будто совсем-совсемрядом море, альбатросы и люди Флинта песенку поют.

В сотне шагов слева от дороги маленький пруд. Камни усамой воды блестят, как огромные яйца динозавров. На той стороне пруда столыпод огромным раскидистым дубом. Наверное, дубом, я в вегетатике не силен, дляменя есть только сосна, ель и береза, а все остальное – дубы. За столамилюди, судя по манерам – NPC’ы, я рассмотрел белоснежные скамьи с резнымиспинками, настолько ажурные, словно вырезаны из слоновой кости.

Деревья остановились. Машина перестала покачиваться, аптичьи трели стали громче и чище, словно с саунд бластера переключились натри-дэ долби. Сергей указал в окно:

– Вон к тому дереву… Конон в синей рубашке. Сейчас воншвырнул мяч и снова к шашлычкам, видишь?

– Найду, – пообещал я.

– Удачи, – сказал он. – А, черт…

– Что? – спросил я тревожно.

– Стой на месте. Он не любит, когда двигаются.

Я осторожно огляделся, полагая, что из кустов за мнойследит злыми глазами здоровенный ротвейлер или бордоский дог. Вместо пса к намбыстро шел прямо через кусты, почти бежал, худощавый, но накачанный мужчина вкамуфляжной форме. Взгляд его был прицельным, он уже определял, где у менясамые уязвимые места, куда надо бить, чтобы дробить суставы, ломать кости,рвать связки, и что надо делать, чтобы я орал, но не терял сознания.

Я узнал того, с ястребиным носом, что сопровождалКонона вчера и демонстрировал, что охраняет его лучше, чем берегут президента.

– Привез, – определил он, хотя трудно было сказатьчто-то более очевидное. – Ну-ну…

– Привез, – ответил Сергей легко, но я все же уловил вего голосе некоторую суховатость или даже напряжение. Чувствовалось, что если кАнтону на воротах он относится дружелюбно, хоть и дразнит, то с этим отношениянесколько другие.

Человек в камуфляжной форме уставился мне в лицо. Холодокпротек по всему моему телу от кончиков ушей до пяток. У этого человека нетолько глаза, но и все лицо убийцы. Возможно, он еще никого не убил, но этотвзгляд, эти складки у рта, эти косо срезанные веки шизофреника…

– Как зовут? – потребовал он.