— Она юрист, — начал он тихим, бесстрастнымголосом, — в то время работала в Голливуде. Опекала актеров, следила,чтобы продюсеры их не обманывали при заключении контракта. Сильная, яркая,независимая… Меня она привлекла сразу. Без колебаний легла со мной в постель, авот выходить замуж не хотела — боялась, как говорила, потерять свободу. Еле-елея сумел ее уговорить и потом выслушал за это немало упреков. Но, пока мы жили вЛос-Анджелесе, все было ничего. А потом я решил переехать в Сан-Франциско,чтобы открыть свое дело в Силиконовой долине. И она отказалась ехать со мной.

Наступило долгое молчание. Кэллен, казалось, забыл о своейслушательнице.

— И чем же все кончилось? — не выдержала Мередит.

Она не понимала, почему жена Кэллена не согласилась напереезд. Сан-Франциско — прекрасный город, ничем не хуже Лос-Анджелеса. Таместь и театры, и киностудии — хотя, конечно, не того масштаба, что вГолливуде, — так что без работы она бы не осталась.

— О, это было только начало! — с невеселойусмешкой ответил Кэллен. — Она осталась на прежнем месте: мы решили, чтобудем ездить друг к другу по выходным. В конце концов, думали мы, отЛос-Анджелеса до Сан-Франциско всего несколько часов езды!.. И начался кошмар.Всякий раз, когда я был свободен, у нее находилось какое-нибудь срочное дело;когда она освобождалась, оказывался занят я. Мы не виделись месяцами, а когданаконец встречались, тратили все больше времени на ссоры и пререкания.

Мередит сочувственно покачала головой. Она догадывалась, чтотакой режим выдержать нелегко. Что, если бы они со Стивом оказались в разныхгородах и должны были бы ездить друг к другу на свидания?

— Самое удивительное, — продолжал он, — чтопри такой безумной жизни мы решились завести детей. Хотя «решились» — не самоеточное слово. В первый раз она забеременела случайно, а затем я убедил ее, чторебенку нужны братья и сестры.

— Почему вы так убеждены в этом? — удивиласьМередит и добавила: — Вот я была, например, единственной дочерью.

— А я — единственным сыном, — ответил Кэллен. Этопризнание подтвердило ее догадку: почему-то ей с самого начала казалось, что уКэла нет ни братьев, ни сестер. Может быть, ему не хватало мягкости, особойдушевной теплоты, характерной для людей, выросших в большой семье.

— Тогда мне казалось, что так и должно быть; но теперь,оглядываясь на свое детство, вижу, что многое упустил из-за того, что рос один.Будь у меня брат или сестра, я вырос бы добрее, терпимее, легче научился быладить с людьми… Нет, детей в семье должно быть много. В этом я твердо убежден.

— Странно, что жена с вами согласилась.

— Она хотела сохранить семью — как и я. Не знаю,правда; я-то желал этого искренне, а вот она… — Кэл умолк на миг, потомпродолжил: — Разумеется, ничего не вышло. Из Шарлотты не получилось хорошейматери: работа всегда интересовала ее куда больше детей. Все заботы о малышахона переложила на няню, а сама появлялась дома раз в месяц. Привозила имподарки, трепала по головке, спрашивала, как дела, и снова улетала. Постепенноона стала приезжать все реже и реже. Говорила, что дети слишком шумят и не даютей отдохнуть. Она… им я этого, конечно, никогда не скажу… но думаю, она никогдаих не любила.

Мередит горестно покачала головой.

«Такое может случиться и со мной, — подумалаона. — Предположим, поддавшись на уговоры Стива, я рожу ребенка и не смогуего полюбить. А что может быть страшнее для крохи, чем равнодушие матери?»

— А где сейчас Шарлотта?

— Это отдельная история.

Кэл снова замолчал надолго, нервно барабаня пальцами постолу. Мередит терпеливо ждала продолжения. Должно быть, Кэллену не частоприходится изливать душу, теперь, чувствовала Мередит, он не остановится, покане расскажет все до конца.

— Семь лет мы с ней прожили вместе — плохо ли, хорошоли, — и вдруг в один прекрасный день она является ко мне на работу итребует развода. — В голосе Кэла звучала горькая ирония. — Как так? Вчем дело? «Кэллен, — говорит она, — я должна тебе кое в чемпризнаться, пожалуйста, не сердись». Оказывается, все эти годы она изменяла мнесо своим партнером-адвокатом!

Мередит ахнула.

— Справедливости ради должен отметить, —размеренным голосом продолжал Кэл, — что с ним она закрутила роман еще дотого, как познакомилась со мной. Но он не хотел жить с ней вместе, терзался,видишь ли, какими-то сложными сомнениями, а тут как раз подвернулся я… Ну вот,а теперь, выждав семь лет, благородный любовник одумался и заявил, что готов наней жениться. Не раздумывая, она бросила меня, бросила троих детей, онипоженились, уехали в Лондон и открыли новое дело. И, насколько я знаю,счастливы вместе. Стоит ли добавлять, что детей у них нет?

— И… давно это случилось?

— Восемь лет назад, — коротко ответил Кэл.

«Но эта рана свежа, словно все произошло вчера», —мысленно добавила Мередит.

— А она хотя бы видится с детьми?

— Да, прилетает пару раз в году, когда кто-нибудь из ееанглийских клиентов снимается в Голливуде, и на несколько дней заезжает к нам.А каждое лето ребята ездят вместе с ней в Ниццу. На целую неделю, подуматьтолько, как щедро со стороны матери — целую неделю провести вместе с детьми!

«Что за бессердечная женщина эта Шарлотта! — снеприязнью подумала Мередит. — Неужели ей совсем не жаль детей?»

— Господи, как они, наверно, ее ненавидят!.. Или, можетбыть, надеются, что она вернется?

Ни то ни другое. Принимают Шарлотту такой, как она есть. Уних ведь нет другой матери, так что сравнивать не с чем. Кроме того, я всевремя рядом. Дом мой в пяти минутах езды от офиса. Я стараюсь не засиживатьсяна работе допоздна, а они знают мой рабочий телефон и, если стряслось что-тосрочное, всегда могут позвонить. Выходные для меня неприкосновенны, а летом якаждый год беру отпуск и еду с ними на озеро Тахо. Только в этом году, ксожалению, не удалось — столько забот с этим акционированием… И, вызнаете, — задумчиво продолжал он, — нам хорошо вместе. Думаю, можносказать, что у нас почти идеальная семья. Не совсем идеальная — потому что нетматери. Зато отец вкалывает за двоих.

— Почему вы не женились во второй раз? — спросилаМередит после некоторых колебаний. — Не так-то просто в одиночку раститьтроих.

Кэл ответил не сразу.

— По мне, одному как раз легче. Не с кем спорить ометодах воспитания. Некому доказывать, что ты прав. Сам принимаешь решения, самвоплощаешь их в жизнь, сам отвечаешь за то, что делаешь. Я предпочитаюполагаться только на себя. — Помолчав, он добавил: — Если совсем честно… Ядоверился Шарлотте — и видите, чем это кончилось? Нет, больше я в такую ловушкуне попаду.

— Но ведь не все женщины такие… — пробормотала Мередит.

— Может быть. Но лучше не рисковать.