Сатипи и Кайт улыбнулись. Улыбка их отнюдь не грела душу.

— Разве Нофрет тебе жаловалась? — спросила Сатипи.

— Нет, — ответила Иза и сдвинула набок накладные волосы,которые она носила даже дома. — Нет, Нофрет не жаловалась. Вот это-то меня ибеспокоит.

— А меня нет, — вскинула свою красивую голову Сатипи.

— Потому что ты дура, — заметила Иза. — У Нофрет вдвоебольше ума, чем у каждой из вас…

— Посмотрим, — усмехнулась Сатипи. Она, по-видимому,пребывала в хорошем настроении и была довольна собой.

— Зачем вы все это делаете? — спросила Иза. Лицо Сатипиотвердело.

— Ты старый человек, Иза. Не хотелось бы говорить с тобойнепочтительно, но то, чему ты уже не придаешь значения, остается важным длянас, ибо у нас есть мужья и малые дети. Мы решили взять дело в свои руки инаказать женщину, которая пришлась нам не ко двору и не по душе.

— Отличные слова, — сказала Иза. — Отличные. — Онахихикнула. — Только не все годится, что говорится.

— Вот это верно и умно, — вздохнула Хенет из-за кресла.

Иза повернулась к ней.

— Хенет, что говорит Нофрет по поводу происходящего? Ты ведьзнаешь. Все время крутишься при ней.

— Так приказал Имхотеп. Мне это противно, но я обязанавыполнять волю господина. Не думаешь же ты, я надеюсь…

— Мы все это знаем, Хенет, — прервала ее нытье Иза. — Что тывсем нам предана и что тебя мало благодарят. Я спрашиваю, что говорит по этомуповоду Нофрет?

— Она ничего не говорит, — покачала головой Хенет. — Толькоулыбается.

— Вот именно. — Иза взяла с блюда, что стояло у ее локтя,ююбу, внимательно осмотрела и только потом положила себе в рот. А затем вдругрезко и зло сказала:

— Вы дуры, все трое. Власть на стороне Нофрет, а не навашей. Все, что вы делаете, ей только на пользу. Могу поклясться, что вашипроделки даже доставляют ей удовольствие.

— Еще чего, — возразила Сатипи. — Нофрет одна, а нас много.Какая у нее власть?

— Власть молодой красивой женщины над стареющим мужчиной. Язнаю, о чем говорю. — И, повернув голову, Иза добавила:

— И Хенет понимает, о чем я говорю.

Верная себе Хенет принялась вздыхать и заламывать руки.

— Господин только о ней и думает. Что естественно, вполнеестественно в его возрасте.

— Иди на кухню, — приказала Иза. — И принеси мне фиников исирийского вина, да еще меду.

Когда Хенет вышла, старуха сказала:

— Я чувствую, что замышляется что-то дурное, чую по запаху.И всем этим заправляешь ты, Сатипи. Так будь же благоразумна, коли считаешьсебя умной. Не лей воду на чужую мельницу!

И, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза.

— Я вас предупредила — теперь уходите.

— Власть на стороне Нофрет, еще чего! — тряхнула головойСатипи, когда они очутились возле водоема. — Иза уже такая старая, что в головуей приходят совсем несуразные мысли. Власть на нашей стороне, а не у Нофрет. Небудем делать ничего такого, что дало бы ей возможность жаловаться на нас сдоказательствами в руках. И тогда скоро, очень скоро она пожалеет, что вообщеприехала сюда.

— Какая ты жестокая! — воскликнула Ренисенб. Сатипиязвительно проговорила:

— Не притворяйся, будто любишь Нофрет, Ренисенб.

— А я и не притворяюсь. Но в тебе столько злости!

— Я забочусь о моих детях и о Яхмосе. Я не из тех, ктотерпит оскорбления. У меня есть чувство собственного достоинства. И я судовольствием бы свернула этой женщине шею. К сожалению, это нелегко сделать.Можно навлечь на себя гнев Имхотепа. Но, по-моему, кое-что придумать можно.

2

Копьем, вонзившимся в рыбу, влетело в дом письмо.

Ошеломленные, в полном молчании, Яхмос, Себек и Ипи слушали,что читал им Хори, разворачивая свиток папируса.

— «Разве я не говорил Яхмосу, что возлагаю на него вину завсякую обиду, чинимую моей наложнице? Отныне, покуда ты жив, мы друг другувраги. Я буду стоять против тебя, а ты — против меня. Отныне тебе не место вмоем доме, ибо ты не выказал должного почтения моей наложнице. Ты мне больше несын, не плоть моя. Равно как Себек и Ипи не сыновья мне, не плоть моя. Каждыйиз вас сотворил зло моей наложнице, чему свидетели Камени и Хенет. Я изгоню васиз дому всех, с детьми и женами! Я был вам кормильцем и защитою, отныне нестану кормить и защищать!»

Хори помолчал, а затем продолжал:

— «Имхотеп, жрец души умершего, обращается к Хори. О ты, ктоверно служит мне, пребываешь ли ты во здравии и благополучии? Передай моиблагопожелания моей матери Изе и дочери Ренисенб, передай слова приветствияХенет. Правь моим хозяйством, пока я не вернусь домой, и тем временем составьграмоту, согласно которой наложница Нофрет отныне, как жена моя, обретает правовладеть вместе со мной всем, что я имею. Ни Яхмоса, ни Себека я не возьму всовладельцы и не буду им больше опорою, ибо обвиняю их в том, что они причинилизло моей наложнице! Содержи все в сохранности, пока я не вернусь. Как горько,когда сыновья хозяина дома дурно относятся к его наложнице! Что же до Ипи, топредупреди его, что если он причинит хоть малейший вред моей наложнице, он тожепокинет мой дом».

Молчание всех словно парализовало. Затем в порыве ярости сместа сорвался Себек.

— В чем дело? Что стало известно отцу? Кто это емунасплетничал? Мы этого не потерпим! Отец не имеет права лишать нас наследства иотдавать все свои владения наложнице!

— По закону он волен распоряжаться своим имуществом как емузаблагорассудится, — мягко объяснил Хори, — хотя, конечно, пойдут разныеразговоры и его будут обвинять в несправедливости.

— Она околдовала его! Эта вечно улыбающаяся змея заворожилаотца! — кричал Себек.

— Невероятно… Не могу поверить, — бормотал вконецпотрясенный Яхмос.

— Отец сошел с ума! — выкрикнул Или. — Эта женщина настроилаего даже против меня!

— Имхотеп, по его словам, скоро вернется, — спокойно сказалХори. — К тому времени его гнев, возможно, остынет; не думаю, что он поступиттак, как пишет.

В ответ раздался короткий и неприязненный смех. В дверях,ведущих на женскую половину, стояла Сатипи и, глядя на них, смеялась.

— Значит, нам остается только ждать и надеяться, о мудрыйнаш Хори?