— Сил-то хватит, Коть?

— Я не инвалид! — бурчит та. — Хватит.

— Ну, тогда занимайтесь тут, а я приготовлю обед.

С Победным сталкиваемся в дверях. В руках у него два букета.

— Это тебе.

В руки мне перекочевывает облако ароматной сирени. Утыкаюсь в него носом, хотя и понимаю, что это — подкуп. И мне бы лучше было его послать, но… Но! Мне сто лет никто не дарил сирени.

— А это, Коть, тебе. Знаю, ты любишь розы, но когда еще я тебе тюльпаны подарю?

— Спасибо, папулечка.

Сидя на кровати, Котька поднимает руки и зазывно шевелит пальцами, мол, иди, я тебя обниму. Победный коротко кивает и, недолго думая, всучивает мне еще и тюльпаны:

— На, в вазу поставь, — командует он и шагает к дочке.

То, что я беспрекословно на автомате выполняю его команду, понимаю, лишь когда все готово. Растерянно гляжу на розовые мохнатые тюльпаны в вазе, закрываю лицо ладонями и смеюсь, смеюсь… Нужно было все-таки послать этого неисправимого гада! Но вместо этого я беру другую вазу — красивую, из зеленого венецианского стекла, купленную уже после развода, и ставлю в нее сирень.

— Угодил? — за спиной звучит голос Победного.

— А ты сомневался?

— Нет, — усмехается он, но как-то невесело. — Я с Котькиным врачом разговаривал.

— Да? И что?

— Он говорит, что нужно еще раз ее проверить.

— Да, Королев ей тоже звонил. Тебя это беспокоит?

Победный ведет ладонью по густым черным волосам. Косится на дверь, опасаясь, что нас кто-то услышит, подходит ко мне и, склонившись к уху, шепчет:

— У них есть сомнение, что лечение дает нужный результат.

Слова Бориса доходят до меня с задержкой в долю секунды. Я отвлекаюсь на то, что он впервые за много времени так близко, на его аромат, который я вытравливала по капле из своей ДНК, на то, как шевелятся его узкие, ярко очерченные губы, как под плотной кожей перекатываются желваки. И только потом — бам! Под дых, вышибая воздух.

— Разве еще не рано об этом судить?

— Откуда мне знать? Я не гребаный доктор! Мы посоветовались и решили ничего ей пока не говорить. Ведь еще непонятно, что они выяснят.

— Да… Наверное, так действительно лучше. Господи…

Договорить не успеваю, потому что к нам в кухне присоединяются Котька с мужем.

— Так-так! — ухмыляется доченька, с намеком обозревая нас, так близко стоящих друг к другу. — Кажется, кто-то здесь лишний.

— Не мели чушь! — отрезаю я. — Ты, кажется, хотела показать отцу песню? Вот и показывай. А я пока состряпаю… чего-нибудь.

Следующий час проходит под аккомпанемент гитары, Котькиного пения и бахающих по столу ложек, которыми Победный взялся отбивать ритм. Не выдержав этого, Олег уходит еще в самом начале под предлогом какой-то неотложной работы. В глубине души я ему завидую. Жаль, я не могу сбежать. В тишину…

Через час густая куриная лапша готова, а в духовке доходит мясо.

— Сворачивайся, — шепчу я Победному.

— Мы еще не обсудили аранжировку.

— Ничего, обсудите в другой раз. Котя, корми своих мужчин.

Хоть Котька и выглядит уставшей после всего, мне кажется важным, чтобы она не выпадала из домашней обыденной жизни.

— А ты?

— А я в душ.

Смываю с тела ароматы кухни, потом долго-долго сушу волосы. В который раз обещаю обрезать их к чертям собачьим. Но знаю, что в последний момент не смогу. Все же волосы для женщины — некий фетиш. Я могу понять, почему у Котьки каждый раз истерика… Потихоньку, но ее волосы все же стали редеть.

— Ты еще здесь? — удивляюсь я, столкнувшись с Победным в гостиной.

— А куда ты меня так настойчиво выгоняешь?

— Ну, до тебя, как до жирафа, Победный, ей богу!

— Что такое? — моргает тот.

— Детям нужно побыть вдвоем.

Смешно… Да-да, смешно. В конце концов, Олег никакой мне не деть. Да и Победный выглядит несколько обескураженно, явно не сразу вкурив, о каких детях я толкую. И зачем им быть одним.

— Господи, ты думаешь, они этим занимаются?!

Закатываю глаза. Мужики, что с них взять? Достаю из шкафа куртку Победного и протягиваю ему.

— И часто ты их оставляешь одних?

— Частенько.

— Озвереть.

Лучше и не скажешь, но что поделать? Борьке нужно время, чтобы все осмыслить, поэтому в лифте мы едем молча. Прячу улыбку в воротнике тренча.

— И куда ты сейчас?

— Думаешь, Мира забирать еще рано?

— Прямо сейчас они с матерью в театре.

— Ну, хоть кто-то приобщает парня к культуре. Не представляю, как Алле Семеновне это удается.

Куда еще сходить — я не знаю. Можно податься к подружкам. Можно записаться в какое-нибудь спа. Но пока решения нет, мы просто идем плечом к плечу с Победным по дорожке и жмуримся на ярком свету.

— Слушай, а твои розы-то распустились.

— Те, что я из Грузии привезла? — останавливаюсь резко и вскидываю на Победного недоверчивый взгляд.

— Ага. Они такое желтые, как будто с оранжевым контуром. В этом году зацвели в первый раз. А хочешь, посмотрим?

— Ты приглашаешь меня к себе?

— К нам.

— Вот только не начинай.

— Не буду. Так что? Поедем? Хоть какие-то приятные эмоции.

— Долго это, — бормочу я, выискивая предлоги отказаться, хотя простого «нет» наверняка бы было достаточно.

— Да сейчас пробок нет. Час туда, час назад. Ну, и там… Сколько захочешь. Давай, Сань, погнали. Могу и баню растопить.

— Ну, уж, нет. В баню ты другую дуру приглашай. А мне и сада будет достаточно.

Я действительно очень скучала… Если по чему и скучала, то именно по саду, да. Я ж его сама, своими руками высаживала. Клумбы, деревья… Все. И розы эти из самой Грузии перла. Как контрабандистка какая-то. Боясь, что отберут.

— Значит, поедем?! — Победный выглядит довольным, как пацан, который на свой лад выкрутил ситуацию.

— Ага.

Снимаю с плеча сумку, где-то там я бросила ключи от машины.

— Я отвезу. Зачем две тачки гонять?

— Нет. Это неудобно, — возражаю я. Мне в самом деле не нравится идея зависеть от него хоть в чем-то.

— Подумай об экологии!

Я откидываю голову и смеюсь. Он неисправим.

— Ладно. Твоя взяла.

Идем к машине. Победный любезно распахивает передо мной дверь. Я сажусь, пристегиваюсь и начинаю дико ржать.