"Я не могу тебе сказать, – ответил Арион, изящнопожав плечами. – Не знаю. Я знаю только то, что ты видел. То же самоепроисходит с моими жертвами. Они часто видят свет рая, и те, кого они когда-толюбили, манят их к себе, и тогда они покидают мои объятия, в виде духа, а уменя на руках остается труп".

Ответ потряс меня. Я надолго затих, а потом взял в рукичашку с кофе, но тут же поставил ее на стол. Кафе было полупустым. А на улицешумела толпа прохожих. Напротив располагался ночной клуб. Из-под неоновойвывески гремела музыка. Мне стало любопытно, прогуливался ли я по этой улице,когда был жив. Но так и не вспомнил. Хотя мы с Нэ-шем бродили по Неаполю.Вполне возможно, побывали и здесь. А теперь, как мне еще раз увидеть Нэша? Каквообще вернуться домой?

"Позволь еще раз подчеркнуть самое важное, –сказал Арион. – Постарайся уцелеть в первые годы. Многим это не удается.Слишком часто таких, как мы, подстерегает опасность. Тут легко впасть вотчаяние. Легко возненавидеть самого себя. Легко убедить себя, будто мир большетебе не принадлежит, тогда как на самом деле это далеко не так. Он весь твой,как и ход времени тоже твой. Ты теперь просто должен жить".

"И сколько нам отведено времени?" –поинтересовался я.

Ариона удивил мой вопрос.

"Вечность, – ответил он, еще раз пожавплечами. – Для нас не существует продолжительности жизни. Когда яподелился с тобой своей кровью, я постарался скрыть от тебя свою жизнь, но всеравно ты увидел место моего рождения. Ты сразу понял, что это Афины. Ты узналАкрополь. В первую же секунду узнал. Ты видел храм Афины во всем еговеликолепии. Я не смог скрыть от тебя блеска того времени и афинский закат –такой суровый, такой горячий, такой безжалостный и чудесный. Ты впитал этознание от меня. Теперь ты знаешь, как долго я живу, как долго хожу по земле,как мы говорим, сколько веков я скитаюсь".

"Что же питает тебя? Что поддерживает? Наверняка неПетрония со стариком".

"Не суди так скоропалительно, – мягко ответилон. – Пройдет много времени, и однажды ночью – если выживешь – тырассмеешься, когда вспомнишь, что задавал мне этот вопрос. Кроме того, я люблюПетронию, и мне удается ею управлять. Ты, наверное, удивляешься, почему я неостановил ее, когда она взялась за тебя, почему не воспользовался своимавторитетом, чтобы не позволить ей тебя испортить? Потому что я видел: онасобирается подарить тебе бессмертие – ты должен это понять".

Он помолчал и, едва заметно улыбнувшись, снова тронул моюруку своей рукой, оказавшейся теплой.

"Были ли другие причины? Честно, не знаю, –продолжил он. – Возможно, в глубине души я затаил желание видеть, как тыизменишься. Ты такой восхитительный. Такой молодой. Такой прекрасный во всем. Иесли не считать одного-единственного исключения – Манфреда – то прошло многовеков с тех пор, как она в последний раз исполнила Темный Ритуал, как некоторыеиз нас его называют. Прошли столетия. А у Петронии есть теория, что это желаниерастет в нас постепенно и в конце концов ему нужно давать выход, вот она иприводит в нашу среду какого-нибудь смертного и превращает его в Охотника заКровью".

"Но девушки, которые меня готовили к обряду, и юноша...они говорили так, будто до меня были и другие".

"Она играет с другими, а затем уничтожает. А слуги, чтоони знают? Им говорят, что это послушник, которого нужно подготовить к великимдарам, а потом сообщают, что он не выдержал испытания. Вот и все. Что касаетсяуцелевшей девушки, то насчет нее я ничего не знаю. Она невежественная и жадная.Но в юноше есть какая-то искра. Возможно, Петрония сделает его одним изнас".

"А со мной все было сделано как надо?" – спросиля.

"Да, конечно, все как надо, – ответил он так,словно я оскорбил его своим вопросом, – может, только она чутьперестаралась с проклятиями и пинками, но главное было сделано хорошо. Я личнопроследил, хотя у меня и есть, что добавить".

Он поиграл кофейной чашкой, словно ему нравилось смотреть,как в ней плещется кофе и вдыхать аромат. Жидкость в чашке была темной, густойи неприятной для меня. Потом он снова заговорил.

"Конечно, я за тобой наблюдаю, – сказал он. –Когда насыщаешься от злодея, ты должен радоваться, а не сторониться зла. Тебевыпадает шанс стать таким же злодеем, как тот, которого ты убиваешь. Проследиза злом своей жертвы, пока опустошаешь ее душу. Пусть это станет твоимприключением, путешествием в те преступления, которые ты сам никогда бы несовершил. А когда все закончено, верни себе свою душу вместе с новым знанием, иты вновь чист".

"Я ощущаю все что угодно, но только нечистоту", – ответил я.

"Тогда почувствуй себя всесильным, – сказалАрион, – ни одна болезнь не может тебя затронуть. И возраст тоже тебя невозьмет. Любая твоя рана затянется. Срежешь волосы – они за ночь сноваотрастут. Ты будешь всегда выглядеть как сейчас, мой Христос с картиныКараваджо. Запомни, для тебя страшны только огонь и солнце".

Я внимательно ловил каждое слово.

"Любой ценой избегай огня, – продолжилАрион, – иначе твоя кровь загорится, и ты испытаешь ужасные муки. Можетбыть, потом ты и выживешь, но выздоровление будет проходить медленно, в течениенескольких веков. Что касается солнца – один яркий день не способен убить меня.Но для тебя в первые годы и солнце, и огонь могут быть смертельны. Неподдавайся желанию умереть. Оно унесло слишком много жизней тех молодых, чтоотличались горячностью и чувствительностью".

Я улыбнулся, понимая, что он имеет в виду под"чувствительностью".

"Тебе совсем не обязательно подыскивать каждый день длясебя какой-то склеп, – добавил Арион. – Ты взял силу и у меня, и уПетронии, и даже кровь старика пошла тебе на пользу. Обычная комната, запертаяна замок и зашторенная от солнца, укромный уголок – этого вполне будетдостаточно, но со временем тебе следует подобрать убежище, куда бы ты могскрыться, место, принадлежащее только тебе, где тебя никто не найдет. Изапомни, что теперь ты в десять раз сильнее любого смертного".

"В десять раз", – удивился я.

"Ну да, – подтвердил он. – Когда ты обнял хорошенькуюневесту, то сломал ей шею в последние секунды, а сам даже не осознал. То жесамое произошло с убийцей в темном переулке. Ты перебил ему хребет однимдвижением. Придется тебе учиться быть осторожным".

"В общем, погряз в убийствах", – сказал я,глядя на свои руки. Я знал, что больше никогда не увижу Мону. Такая сильнаяведьма, вроде нее, сразу бы увидела, что я весь в крови.