ликбез так отвлекает от выполнения моих указаний, – добавил он, – советую помолчать.

Я развернулся поглядеть в салон. Теперь, когда я знал, что он и без моей помощи мог забрать госпожу М., я не имел понятия, зачем он взял меня с собой, однако собирался воспользоваться этим по полной.

– Пожалуйста. Дай мне самому вывести ее. Не хочу, чтобы кто-то пострадал.

Стефан покачал головой, опускаясь на кресло рядом с Алисой.

– У тебя будет десять минут, – сказал он в окно.

Я справился за семь.

* * *

Мы выехали за город, куда-то на юго-восток, и посреди длинной черной лесополосы свернули на размытую просеку. Она вывела нас к полуразрушенной кирхе, обнесенной высоким, неожиданно современным забором. Крошащийся фасад башни со стрельчатыми окнами светился глазурно-красным даже сквозь подступившие сумерки.

Мы выгружались в грязь. Высунувшись из салона, Алиса брезгливо фыркнула.

– Не страдай, – обронил Стефан снаружи. – Мы все в равном положении.

– Ты ничего не чувствуешь, – простонала она.

– Разумеется. Старая песня.

Алиса развернулась ко мне, выводящему госпожу М. с противоположной стороны, и сгримасничала:

– Малой…

– Ничего не знаю, – сообщил я и захлопнул дверь.

В тени забора угадывались силуэты. Феи, догадался я. Внутри кирхи их оказалось еще больше, но наше прибытие не привлекло много внимания. Мы шли за Нимау по освещенной прожекторами, заставленной строительными лесами и блоками зале. Сквозь занавесы мутной пленки я пытался различить знакомые по клубу лица. Их не было. Зато было оружие. Самое настоящее. Обрезы, карабины и черные сумки с патронами, разбросанные по каменным плитам – не то, что наши безобидные стреляет-только-при-самообороне артемисы.

– Уничтожение искр серьезно того стоит? – громко спросил я у Стефана, идущего впереди. – Сколько народа ты собираешься убить?

– Нисколько, – обронил он. – Это на случай переговоров.

– Пере… Насколько мы по-разному понимаем это слово!

Идущая рядом с ним Алиса одарила меня насмешливым взглядом через плечо.

У длинной алтарной плиты, заставленной коробками, мы остановились. Стефан что-то сказал. Нимау подняла руку, приманивая из-за лесов трех фей:

– Проведите леди на операцию.

Алиса отдернулась:

– Нет. Мы не так договаривались. Пусть вытаскивают, когда ты уйдешь.

– Я уйду только утром. – Стефан обошел алтарь.

– Значит, пусть вытаскивают, когда я умру.

Я не видел его лица, но по тону догадывался, что он слушал ее по остаточному принципу.

– Мне надо готовиться.

Алиса вздыбилась, превращаясь в Шарлотту, которая убивала для него, умирала за него и была не менее его далека от человеческого – и вдруг всхлипнула. Выразительно так. Ввысь.

– Ты обещал.

Стефан резко остановился:

– Не надо.

– Обещал, – завыла Алиса. – Обещал, обещал! Обещал!!!

Он обернулся. Она замолчала, как и я, различив в его взгляде брезгливое неудовольствие. Но было кое-что еще. По правде, куча всего еще: вдумчивого, незнакомого.

– Обещал, – наконец согласился он. – Хорошо. – И посмотрел на фей, наблюдавших за нами в лучах прожекторов. – Посадите этих двоих под замок. Пожалуйста. Они заложники.

Я не сразу понял, что помимо меня, он имел в виду госпожу М. Феи приблизились и самая высокая, в строительной маске с клапаном на пол-лица, кивнула в сторону, откуда мы только что пришли.

– Может понадобиться убить юношу. С кем об этом договориться?

– Так-то все могут. – Фея в маске пожала плечами. – Просто дай знать, когда.

Я посмотрел на него. Он посмотрел на меня. Я должен был думать о Кристе, о том, кого на самом деле он убьет, убив меня, но ничего такого не лезло в голову. Я не чувствовал, что умру сегодня.

– Юность, – ответил на это Стефан и отвернулся.

Феи вывели нас на улицу. Мы обошли кирху. С дальней стороны ее, за стоянкой одинаково тонированных минивэнов, тянулся ряд трейлеров из ребристого металла. Они были не больше водительской кабины у дальнобойной фуры, а еще, кажется, жилыми – по крайней мере, так я понял по вялому переругиванию фей:

– Че не в вашем? Всю ночь же на смене…

– А к выходу где прикажешь готовиться?

– Да что там готовиться…

– О, конечно. Ты-то утром не с нами.

– Я виновата, что утром кирпич приезжает?

– А кто виноват?

– Согласна. Я пять раз сказала перенести.

– Но его везут вместе с бетоном. Иди-ка, попробуй, перенеси бетон.

Бетон победил фею в строительной маске. Впуская нас в трейлер, она спросила:

– К чему вас привязать?

Я оглядел втиснутую в фургон микро-квартиру, с двумя спальными полками, кухонным уголком с диванами и даже душевой кабиной, похожей на прислоненный к стенке гроб.

– А это обязательно? Мы честно никуда не уйдем.

– Ты заложник. Странно было бы слышать другое.

– А. Справедливо… Тогда давайте к столу.

Я усадил госпожу М. на диван, опустился напротив, и фея привязала нас к трубе, служившей столу единственной опорой. Подергав ногой, я с беспокойством отметил, что узлы вышли совсем не морскими, их будет сложно развязать. Фея включила обогреватель и вышла. Я чуть не умер от безделья в первый же час.

Несколько раз я пытался почувствовать тело Ариадны, задвоенное напряжение в каждой мышце, но та сторона оставалась нема. Пробоина в груди еще была, я знал, что Стефан ходил, разговаривал, к чему-то там готовился только благодаря дубль-функции. Но между нами стояла глухая заслонка. Он как-то перекрыл все протоки. Вздохнув, я сложил руки на столе, слег на них и сказал:

– Стефан.

Госпожа М. подняла голову. В новом облике, с волнами шелка по волосам и перерисованным взглядом, она выглядела настолько живой, что мне даже перестало быть скучно. Затем все погасло. Госпожа М. превратилась в манекен.

– Михаэль, – сказал я.

Она снова вернулась. Тогда я начал перебирать имена, все, которые только приходили в голову. Мужские, женские, любых национальностей, и так, без видимого результата, убил еще час. Потом задремал. Проснулся от звука мотора и голосов вдалеке, но не смог разобрать слов. В полутьме окна белел соседний трейлер.

Когда все снова смолкло, я различил другой, приглушенный тканями звук. До того я не задумывался, где конкретно находилась четвертая искра. А теперь вот, вспомнив черную дыру у госпожи М. в груди, слыша живущие в ней шумы, спросил себя где и как. И что, конечно, тоже.

– Что? – пробормотал я, выпутываясь из жаркой куртки. – Что ты такое?

Взгляд снова погас. Звуки не стихали. Прислушавшись, я слег на стол. Больше всего это напоминало шум улицы или набережной, места, где было много пространства. Я прикрыл глаза, пытаясь различить что-то конкретное, и неожиданно услышал:

– Колокольный звон.

Габриэль сидела между нами, на углу стола.

– Это сон? – выпрямился я. – Тебя не может здесь быть.

– А я не здесь. Ты, кстати, тоже.

Я моргнул, поняв, что смотрю на нее сквозь окошко в двери палаты, где запер. Привстав на мысках, Габриэль рисовала птицу прямо на стене – красную-красную, как рябина.

– Полагаю, – я оглянулся: в трейлере, в больнице, – это и значит быть в нескольких местах одновременно.

– Ачивка разблокирована. Всего-то надо было, что перестать лгать себе.

– Еще, кажется, дозреть префронтальной корой…

– У тебя их третий год как две. – Габриэль щелкнула колпачком фломастера и обернулась. – Тупые отмазки, короче.

Мы внимательно посмотрели друг на друга. Я