Из-за двери послышались шорохи, невнятные голоса. Створка распахнулась, выпуская на волю сноп света.

— Ну и оставайтесь! Он тут всех поубивает, только дайте срок! — скрюченная фигура Госса, всё ещё хватающегося за правый бок, чёрным контуром ограничивала поле видимости. Впрочем, Сержант увидел достаточно.

— Сдохните без меня! — взвизгнул напоследок Госс и хлопнул дверью. Сержант готов был поклясться, что большего страха это ненавистное лицо изобразить уже не могло. Оно ничуть не изменило свое выражение, когда пальцы Сержанта, ставшие тверже камня, вонзились ему под ребра, пробив и без того истекающую кровью печень и остановившись под перикардом. Смерть его не была мгновенной, но была почти бесшумной. Опустив обмякшее тело на землю, Сержант не стал ждать, громко заколотив в дверь и завопив, подражая интонациям Госса:

— Пустите, кретины, я у вас плащ забыл! Да открывайте же!

Раздражённый голос сутулого мужчины, открывшего дверь, застрял у него в глотке. Забыв о ранах и чудовищной усталости, Сержант двигался вперед. Так скользит по зарослям охотящийся удав: мягко, точно, расчётливо, смертельно. Тела падали, как кегли, одно, два, три, не издавая ни звука, только слышен был стук тяжёлых кровяных капель, бивших в стены и потолок. Жалости не было, не было даже брезгливости. Так полют траву, но траву смертельную, жестокую, ненавистную. Так было необходимо.

Откуда-то из бокового прохода — дом оказался больше, чем казался снаружи — вынырнула всклокоченная женщина с бледным лицом и кухонным ножом в руках. Она не собиралась нападать, просто вышла о чём-то спросить. Повинуясь немому приказу, нож мягко, с неизменным чавкающим звуком вошел ей в грудину. Глаза на миг выпучились, но тут же угасли.

Интересно, те двое это видят?

Впрочем, плевать. Они видали и не такое.

Пелена апатии накрыла его, погружая мозг в толщу вязкого приторно-сладкого сиропа. Слышалась негромкая песня дыхания, да бухало где-то далеко сердце. А движется ли он вообще? Чтобы прояснить это, пришлось наклонить голову и посмотреть вниз. Ноги, по крайней мере, находились в движении… ладно, поверим первому впечатлению, не отвлекаться. Всё хорошо, глаза точно определяют расстояние до цели, руки привычно исполняют свою работу, что же до головы… Корка шершавой нечувствительности покрывала сознание слой за слоем, но под нажимом воли в ней появилась сеть трещин, которая росла и росла. Повинуясь слабому отзвуку холодной изнанки мира, всё еще чувствовавшейся даже теперь, несмотря ни на что, Сержант распахнул очередную дверь.

Даже не снисходя до поворота головы, он одним рывком ладони убил находившегося за ней человека. И замер. Стоя у деревянных нар, где лежала Кеира.

Он не успел.

Прикрытое рваным грубым одеялом, медленно сползавшим сейчас на пол, тело загнанного в угол зверька. Страх на изувеченном лице. Оскал, изображающий улыбку, язык, елозящий по разбитым кровавым дёснам. Хрип, заменяющий речь. Зверёк увидел хозяина. Самца, который желал причинять боль, которому необходимо подчиниться. Одеяло, подталкиваемое дрожащими острыми коленями, спало на пол. То, что он увидел под ним — гематомы, порезы, кровоподтёки по всему телу, да сплошь почерневшее от бесчисленных ударов лицо… весь этот океан страданий могло затмить только одно.

Полная бессмысленность в её глазах.

Сержанта колотило. Они не убили Кеиру, не успели, не захотели. Но и он опоздал. Взгляд его опустился, и уже сквозь слёзы могучий Гость с далеких звёзд увидел в собственной сжатой ладони нож, с которого капала кровь.

Нужен транспорт для эвакуации. Местным он теперь доверять не мог. Даже товарищам Сэми, Баррису — в особенности.

Так быть не должно.

Она ощущала каждое дрожание капсулы так, будто это колотило её саму, будто не бесконечное падение мёртвой оболочки бесполезного н-фаза передавалось её пульсирующим нервным окончаниям, но ровно наоборот — это конвульсивные попытки погибающего тела отчего-то побуждали гибнущую капсулу совершать последние бессмысленные попытки вырваться из неумолимых глубин гравитационного колодца, вернуться снова к свободе и безопасности космоса, туда, где у неё ещё оставался какой-то крошечный шанс.

Ей же кажется, ей только кажется.

Растопыренные сослепу пальцы инстинктивно тянутся куда-то вверх, навстречу невидимому свету, навстречу незримому взгляду, навстречу тому, кто, кажется, единственно существует в этом мире мрака и ужаса, тому, до кого ещё можно докричаться сквозь рёв пламени за бортом и стук сердца в груди.

Он же рядом, совсем рядом, только сумей его коснуться, только попроси его о помощи.

И она коснулась.

Смарткраски покрытия, металлполимерной защитной оборочки, н-фазного кокона, плазменной короны, ледяной стратосферы, пустоты космоса, квантовой пены пространства, колышущейся браны, пустоты чужого сознания.

Оно будто узнало её. Словно они уже виделись. Вроде бы даже говорили при этом на одном языке, не нуждаясь ни в общей среде, ни в специальном переводчике.

Только она всё равно ни слова не понимала.

Капсула же продолжала падать, трепеща и постанывая, безвольным болидом в черноте пылающей ночи, последней ночи этого мира.

Вокруг гибли слаженным хором голоса миллиардов, и никто не пришёл им на помощь, никто не озаботился их судьбой, так чего же ей ожидать какого-то для себя исключения.

Уж точно — исключением она быть не желала, и биение её сердца, что сотрясало капсулу изнутри, призывало к спасению не её самой, но к спасению тех, кого она любила, к спасению своего мира, каким она его знала.

Увы, мольбы её были бессильны. Один за другим гасли голоса. Один за другим гасли пылающие метеоры. Осталась лишь она, усталая, смирившаяся, переставшая колотиться о стенки капсулы.

Пусть всё закончится. Пускай с последним ударом канут в темноту и её воспоминания.

Земная твердь приближалась с неумолимостью самого течения времени, течения, что не остановишь и не обернёшь вспять.

Удар и долгожданная темнота.

К её удивлению, на этом ничего не кончилось.

Даже в этой непроглядной тьме ей удалось разглядеть среди чернильной ночи единственную живую искру, такую знакомую, такую любимую.

Так вот с кем разговаривал тот чужак из далёкого космоса. Так вот, почему она его никак не могла понять.

Что ему разницы, один человек или два, одного спасти, другого, не всё ли равно. В критический момент Кандидат включился в цепь призыва о спасении, но сделал это неумело, задев по касательной ту единственную, о которой в тот момент беспокоился. Заставив галактический разум действовать.

И только тут до неё дошёл весь трагикомизм ситуации. Чужак не позволил ей умереть, но сделал это исключительно по ошибке. Совсем не её ему следовало спасать. Так пусть он узнает, что натворил!

Капсула вновь содрогнулась