— Вы втроём лишили Галактику одного из ключевых миров, которые должны были послужить дальнейшей экспансии человечества. А значит, тем самым отдалили обретение Вечности. Вот главный итог вашей ошибки, а не мой оживший труп или сломленная судьба Кандидата.

— Твои слова звучат так, будто это ещё можно как-то исправить.

— Не исправить, нет, два миллиарда жизней не вернёшь, Пентарра мертва и мертвее быть уже не может. Но пока живы Хронар и Кандидат, наше наследие не следует так легко списывать со счетов.

Создатель снова на долгую минуту замолчал.

— Альфа. Так вот, что пытается сделать Хронар.

Ксил кивнула, даже не пытаясь уточнить. На самом деле, ей было глубоко плевать, что там на самом деле понял Создатель. Ей нужно было не его понимание, ей нужна была его помощь.

— Но вероятность успеха невелика. Он слишком слаб. В его усилия не верит даже Первый.

— Не веришь и ты.

Тяжело спорить с очевидным.

— Однако я вижу то же, что видит он. Альфа ещё не потеряна. У неё есть шанс. А значит, шанс есть и у Кандидата.

И тогда Создатель принял решение. Она ощутила этот излом так же отчётливо — ознобом, пробежавшим по собственной коже.

— Возможно, ты права. Но в таком случае, тебе необходимо будет предпринять ещё кое-что. Старые долги следует платить до конца.

Сержант поднял голову к звёздам и вдохнул полной грудью. Даже этот напоенный гнётом радиации холодный воздух казался утренним бризом после многократно регенерированной атмосферы кабины. Вот уже три недели, как он почти не вылезал из ложемента.

Работа навалилась на него вовремя, говорить с кем-либо желания не было никакого, самое время заняться изматывающей рутиной, самому проверять приборы контроля, вылетать на санацию секторов, лечить планету, словом, продолжать обычную жизнь, обычный труд Гостя на погибающей планете.

Вот только планета словно взбунтовалась. Прорыв за прорывом, землетрясения, обильные не по сезону осадки, а значит — сели, атмосферные бури, то есть снова прорывы. Работа изматывала. Старые и новые раны тянули жизненную силу, мышцы ныли от беспрестанного сидения в пилотском кресле. Сержант временами начинал про себя проклинать этот мир, однако именно такой график не давал ему раскисать, погружаясь в свои мысли.

Кроме того, всегда находился удачный повод избежать разговора с Учителем.

Сержант не отдавал себе в этом отчета, но упорно уклонялся от встречи именно с ним. Пытающийся заговорить беженец вызывал лишь качание головой и взгляд из-под бровей. От Учителя же он бы просто сбежал на край света.

Хотя, один раз они таки виделись.

Нельзя было не прийти, когда отправляли на орбиту тело Самоина. Сообщение пришло без подписи, простым печатным текстом, так что ответить отказом, сославшись на занятость, он не смог — некому. Сама церемония произвела на Сержанта более чем удручающее впечатление. Гости стояли под хлещущим дождем в мокрых плащах с непокрытыми головами. Стояли молча, так же молча разошлись. На лицах читался укор, даже некоторая ревность по отношению к коллеге, а для кого-то и товарищу.

Это было очевидно и поразило Сержанта, хотя там и не было произнесено ни слова. Когда капсула с телом, блеснув номером 028 на борту, серебряным росчерком взмыла к небу, Гость ощутил на себе какое-то нехорошее внимание собравшихся, но когда опустил глаза, то все смотрели вверх, и только Учитель глядел куда-то под ноги.

Ушёл тогда Сержант настолько быстро, насколько позволяли приличия момента. В тот день ему предстояло ассистировать на трёх полостных операциях в госпитале и посетить выздоравливающих больных в отведенном на их сектор стационаре. Его познаний в медтехнике и полевой хирургии для этого вполне хватало, так что появился ещё один широкий фронт работ — рук со смертью Самоина стало не хватать ещё сильнее.

Казалось бы, работа в поликлинике должна способствовать общению, но и там он замыкался, то и дело слыша за неплотно прикрытой дверью голоса: «Как он постарел за это время — весь седой стал, а раньше-то — ни морщинки», — выбираться оттуда в кабину летательного аппарата было почти облегчением.

«От всего-то ты бежишь…» — подумал Сержант, спускаясь по ступенькам и рассеянно наблюдая, как те настороженно втягиваются в корпус, ставший снова литым.

Многое изменилось.

Все эти дни беженцы ходили по улицам, словно опасаясь с его стороны внезапного нападения. Испуганные взгляды, взгляды ожесточенные, взгляды сочувствующие… Атмосфера натянутости, отчуждения сковывала людей. Участились летальные исходы среди пациентов стационара — слабые больные тяжело реагировали на обстановку. Надо же, раньше казалось, это апатия вгоняет иного в гроб. Сам Сержант похудел на двадцать килограммов, его волосы снова приобрели пепельный цвет зрелой седины, как тогда, в бытность его Капитаном Планетарного Корпуса. Морщины угнездились вокруг пустых глаз, он теперь выглядел на полвека старше, стал похож на Учителя, — неожиданно пришло в голову.

Впрочем, на беженцев он не был похож так же, как не бывает похожа королевская кобра, даже смертельно раненная, на застывшего в зимней спячке ужа.

Как я устал…

Это мир давил на него, как когда-то давила Галактика, как давили бронированные корпуса боевых модулей и космических крепостей с их нечеловеческими проблемами, как до того тяготили потерянные миры, а ещё раньше никем так и не укрощённый Аракор. Вспомнился только тёплый курортный мирок Наристия, где он очутился после гибели своего мира. Смерть родителей была единственной смертью, которая почти не исковеркала внутреннее самосознание не состоявшегося Избранного — тогда он был юн и беспечен, ему помогали родные и близкие, а вот всё последующее — безвременная смерть Эстрельдис и Оли, уход товарищей по ПКО, гибель целых миров уже поневоле толкала, как и сейчас, куда-то вперед… и вниз.

Но и те прошедшие трагедии, большие и не очень, лишь меняли что-то в его душе, сейчас же… Много накопилось мыслей за это время, многое испытано, лишь немногое понято, но даже того, что есть, хватало, чтобы переполнить бездонный колодец человеческого сознания. Мир стал тесен под этим черепом и крошился от любого удара.

В его годы люди оседают, заводят жену и троих детей, широкий круг знакомых и не такой широкий круг друзей. Впереди век, а то и более, плодотворной жизни, труда на благо планеты, человечества, Вселенной, наконец. А он не нашёл, не понял, не успел.

Опять не успел.

Отсюда, с этого чуждого Галактическому Содружеству мира не было пути дальше. Он просчитался в выборе тропы, но стать на