…но не делай никогда того, что заставит потом себя ненавидеть…

«Почему она так важна для людей, возможность спокойно смотреть по утрам в глаза своему отражению в зеркале? Не знаю и знать не хочу. За бродягой могут последить соседи. Это они не услышали, как Кеиру… или не захотели слышать, потому что всё равно ничего не могли поделать, или им было просто всё равно. Вот на чьём месте я бы точно оказаться не хотел».

— Ладно, пошли. Надо пройтись по домам, позвать кого-нибудь дежурить здесь вместо тебя.

Снова зарядил дождь.

Ашрам преобразился.

Ещё вчера он всё так же тонул в полумраке, чей бесцветный полог гасил все краски, заглушал все звуки, скрывал всякую жизнь. Мне было уютно в толще этих обволакивающих складок, здесь дни превращались в годы, а годы в десятилетия так же спокойно и смиренно, как и любая жизнь в моём мире с тех пор, как этот мир стал царством дней Прощания.

Единственным, что отличало ашрам от остального тлетворного пространства, был призрачный огонёк, свет надежды.

Подумать так, она была совершенно бесполезной, эта дарёная искра. Она не грела, не прибавляла сил и не облегчала страдания. Она лишь обещала.

Что однажды что-то изменится. Что молитвы мои не бесплодны. Что на Альфе ещё тлеет жизнь, которая больше чем просто жизнь. Твоя, моя, ещё кого-то. Глубже, чем счастье. Больше, чем радость. Богаче, чем что бы то ни было материальное и нематериальное тоже.

Так длилась целая вечность в тишине, молитве и уединении.

Пока однажды искра не вспыхнула.

Ярко, яростно, гневливо.

И этот новый огонь впервые начал меня греть.

Даже не так.

От близости к нему горели протянутые ладони, он прожигал мне веки насквозь, но оттого лишь сильнее я стремился к нему прильнуть. Обетованное на моих глазах становилось явью. И явь эта с каждым новым мгновением лишь обретала силу.

Ливень разошёлся не на шутку. Плотные струи стегали по зарослям дурной травы-резуницы, успешно справившейся с радиацией, и теперь буйно разросшейся вокруг поселка беженцев, приютившегося у некогда необжитых восточных отрогов Кряжа Сиари. Стихия бушевала, словно вознамерившись сравнять с землей все оставшиеся напоминания о существовании на Альфе разумной жизни, так обошедшейся с собой и со своим миром. Периодически начинал щёлкать по мокрым листьям град, на земле хрустела ледяная каша вперемешку с грязью. Покрытые синяками усталые плечи болели от напряжения. Сержант глубоко вдохнул полный грозового озона воздух и, проводив взглядом очередную молнию, вернулся к изучению огней в окнах.

Уже темнело — позади остались сутки поисков и две сотни проделанных в этих поисках километров. Укрытие было идеальным. Помимо воли Сержанта разглядеть его со стороны было невозможно. Он решил для себя, что три минуты — то самое время, за которое не подозревавший о слежке наводчик окончательно наведет внутри шорох. Оставалось немного, Сержант бесшумно опустился в примятую градом полутораметровую траву.

Если бы не потерянное время. Стараясь не возвращаться мыслями к его главной цели — внимание не должно распыляться, первое правило оперативника — Сержант аккуратно снял повязку с предплечья и, осмотрев рану, достал новый пакет.

Госс Крибедж оказался куда как сговорчив, точнее, Сержант помог ему таковым стать, когда они наконец сумели его изловить.

Нет ничего убедительнее, чем холодеющий рядом труп. Сгусток плазмы срикошетил от двери, лишь задев Сержанту руку, в итоге угодив погибшему прямо в лоб. Выражение смешанных злобы, страха и удивления навсегда застыло в тех глазах. Вспомнилась дикая полуулыбка-полуоскал на перекошенной физиономии Госса. Как все фанатики, он быстро соображал.

«Если скажешь, где она, я тебя просто убью. Если не скажешь, я сделаю так, чтобы ты просил меня о смерти», — мягко, сквозь улыбку проговорил тогда Сержант. Мерзавца в ответ так перекосило, что он не мог произнести ни слова, хотя даже если бы и сказал, Сержант ему бы не поверил. Единственный шанс добиться своего — это заставить его привести себя прямо к цели, у них нет времени проверять всю ту ложь, что мог наговорить Госс. Так он и поступил.

Вспоминать весь этот спектакль было противно, особенно было противно оттого, что всё это видел Баррис. Видел и ничего не сказал. От воплей схваченного разве что стены не тряслись. Когда подопытный окончательно дозрел, Сержант изобразил срочный вызов со словами: «Теперь я всё знаю. Жалко, некогда с тобой закончить. Попробуешь сообщить своим, из-под земли достану».

Как и думал Сержант, оставленный в одиночестве, но заблаговременно лишённый связи Госс тут же шмыгнул вон. Проследить за ним не составляло особого труда. Насмерть перепуганный, он даже не подумал поскорее залечь на дно, он думал только об одном — найти транспорт и убраться туда, где его смогут защитить от жуткого внепланетника.

Он привел его сюда. Психическое давление плюс точно рассчитанные защемления нервных окончаний, и человек делает от боли и страха всё, что ты хочешь. Просто следуй за ним. Отсчёт времени шёл на часы. Жаль, что на поиски Госса ушло так много времени. О том случайно убитом он даже не вспоминал. Теперь осталось только завершить начатое.

Косо глянув на ссадину на запястье, Сержант вспомнил момент, когда находившийся всегда с ним браслет вдруг начал читать запоздалую лекцию о кодексе Миссии и нарушении Закона Бэрк-Ланна. Сорвать его с руки не составило труда, и теперь Сержант не подчинялся никому и ничему.

Эх, если бы не эти изматывающие сутки без еды и питья, более сорока часов без нормального сна, если бы не раны. Он сделал бы всё чисто и быстро, его подготовка позволяла выживать даже в прямом противостоянии с боевыми единицами Железной Армады, с армией врага, что говорить об обычных, слабых и больных людях. Пусть и скатившихся до гражданского конфликта. А теперь оставались только тактика, которая не убила бы его самого.

Учитель ему говорил как-то, видимо, кого-то цитируя, — пустота должна быть твоей душой, вторым я. И сейчас, мысленно благодаря Учителя, последнего в череде его наставников, мудрейший из которых — сама его жизнь, Сержант сосредоточился, сжимая волю в кулак. Только бы не упасть. Едва заметный на фоне сумерек, снаряд его тела метнулся вперед. Пора. А то поставленный у задней двери «прикрывать» Баррис мог от усталости наделать глупостей.

Тьма побери, все они оказались обычными людьми, с более чем обычными эмоциями. Куда только делись все их затянувшиеся дни Прощания, вся