распростёртое тело. И пальцы дрожали. Тут карета остановилась, я выглянула — и вот оно, распростёртое тело! Проткнутое стрелой. Я даже не сразу сообразила, что плащ на нём белый, рыцарский, а не серый, оруженосца.

— Что… что случилось? — пробормотала я в полной прострации.

— Несчастье! — ответил брат Марциан, — Но угрозы уже нет. Вы можете разрядить оружие, сударыня.

— А… с кем несчастье? — закусила я губу.

Вот, глупая! Нужно было бы спросить, нужна ли помощь! Может, этот мой дурачок Андреас, просто раненый лежит…

— Брат Лудвиг, — хмуро ответил Марциан, — Он погиб…

— Кто?! — не поверила я.

— Брат Лудвиг, — раздражённо повторил Марциан, — Его убили стрелой из засады. Но опасность уже миновала.

И вот тут я почувствовала облегчение. Не просто облегчение, я почувствовала искреннюю радость! Жив! Этот… ну в общем, он жив! И тут же я испугалась, что сейчас брат Марциан всё увидит по моему лицу! Что же делать?! Я опустила глаза в землю и пробормотала:

— Позвольте помолиться о душе покойного…

А сердце пело и ликовало. Господи, грех-то какой…

— Я думаю, если вы вознесёте благочестивую молитву в карете, это будет не хуже, чем над телом, — мрачно высказался Марциан, — Телу всё равно, а Господь отовсюду молитву услышит!

Но сидеть в карете я уже не могла. Особенно после того, как увидела посреди дороги живого и невредимого Андреаса, правда какого-то злого, взъерошенного… Может, он тоже атаке из засады подвергся? Надо будет расспросить хорошенько! Кто здесь всё видел? Кто мне в подробностях расскажет?!

И я вылезла на дорогу, позабыв все наставления Марциана. Постояла минутку возле тела Лудвига, шевеля губами, но ей-Богу, ни одна молитва на ум не пришла! А потом осторожно спросила оруженосца, присевшего на колено и бережно извлекавшего стрелу из горла рыцаря, не видел ли он, как всё происходило? Ну, он мне всё и рассказал! Как в дикой скачке мчались вперёд Андреас и Лудвиг, как со стороны Андреаса свистнула стрела, как Андреас чуть-чуть, еле заметно, прибавил ходу и стрела просвистела в сантиметре позади его шеи, но стрела не пропала даром, ибо на её пути оказался брат Лудвиг… Я содрогнулась. Опять покушение и опять на Андреаса!

Но тут вернулись с прогулки Марциан и Андреас, брат Марциан бросил на меня злой взгляд, но я опять показательно возвела глаза к небу и он не посмел сделать мне замечания. А потом у нас вышел разговор о том, кто устроил засаду…

Как странно! Мы-то с Андреасом знаем, кто её устроил и на кого охотятся, а брату Марциану сказать не можем… Пришлось прибегать к логическим доводам, убеждая, что это всё те же разбойники, которые подослали к нам барона Гастона. Благо, доказательства нашлись. Брат Марциан долго раздумывал, но всё же принял правильное решение.

И вот, я еду в карете, рядом взволнованно щебечет Эльке, про то, что «ах, какие ужасти творятся!», но я её не слушаю. Я думаю. Есть у меня такая дурацкая привычка: если что-то случилось, надо хорошенько об этом подумать. От причин и до следствий.

Вот, бывает же так, что познакомишься с молодым человеком, и вроде всё как обычно. Ну, улыбнёшься ему, пошутишь… в пределах допустимого! Потом общаешься, беседуешь, рассказываешь чего-то… Андреас, он же как дитя малое, ничего не знает! Всё ему объяснять приходится! Ну во-о-от… а потом — бац! — и ты совершаешь клятвопреступление! Сама не зная, зачем это сделала. Внутренне чувствуешь, что поступила правильно, а почему это правильно, не понимаешь. И опять встречаешься, болтаешь обо всём, и чувствуешь, что начинаешь за него переживать. Что его проблемы становятся для тебя важнее проблем других людей. Но это неправильно! Для монахини все люди должны быть одинаковы! И одинаковы должны быть их горести и печали. За души королей и простолюдинов надо молиться с одинаковым рвением! А тут… О, Господи! Спаси и сохрани!

А потом ты едешь с ним в далёкий путь. И тебе с ним в одной карете уютно. И это… удивительно! Я сейчас подумала, а могла бы я ехать в одной карете, ну, хоть с братом Марцианом? Ну-у… конечно, могла бы. Но уютно мне, точно бы не было! Я сидела бы с прямой спиной, вздёрнув подбородок, и говорила бы очень продуманными выражениями, как пристало благовоспитанной леди. И уж точно, не позволила бы себе беспечно откинуться на подушки и хихикать над глупым выражением лица! И точно так же с любым рыцарем, или даже оруженосцем. А с Андреасом — могу! Что же такое со мной происходит?!

А потом так получается, что на твоего… ой, то есть, на этого Андреаса кто-то начал самую настоящую охоту. И этот «кто-то» очень жесток, коварен и настойчив. Раз покушение, два покушение, три покушение… Я имею в виду, на дороге в лесу, когда была устроена засека, в таверне, когда его пытался вызвать на поединок барон Гастон, на турнире, когда его всё же вызвал барон Танкред… сегодня уже четвёртое покушение! И каждый раз ты пугаешься так, что колени дрожат и ноги ходить отказываются. А ведь я не трусиха! То есть, с некоторых пор перестала ею быть. Я доктору Штюке ассистировала, когда он руки-ноги людям резал! Я столько трупов умерших пациентов успела повидать, что не всякий взрослый воин столько трупов за свою жизнь видит. А тут — испугалась. Не за себя, нет! За этого… недотёпу! И так получается, что обрадовалась, узнав что вместо недотёпы убили другого рыцаря. И как это называется? Нет, я вас спрашиваю, как это называется? Желательно, одним словом. Кто сказал: «дружба»? Не-е-ет, это гораздо серьёзней!

А не про это ли искушение говорила матушка Терезия, когда отправляла меня в путь? Мол, если выдержишь это искушение, тогда я пойму, что ты достойна стать монахиней. А я, как глупая бабочка, что сама летит в пламя фитиля, поддалась искушению? Ох, Матерь Божья, дай силы, дай мудрости, сохрани и сбереги! Ибо, поддалась искушению и сгораю от него!

Уф-ф! Святая молитва, она всегда поможет! Хоть немного в себя пришла. Ну, что ж, теперь надо рассудить, как себя дальше вести. Потому что, чувствую, что-то надо менять! Иначе увязну, словно муха в патоке! И буду вечно тонуть в сладком, но безумии! Тьфу, как я заговорила-то! Нет, видно и в самом деле нужно что-то экстренно предпринимать!

А, если вдуматься, что я про этого Андреаса знаю? Ничего не знаю! Кроме того, о чём он сам рассказывал. А он и соврёт, не сморгнёт! Помните, помните, как он себя