Накапав на ватку немного спирта, Аня начала тереть металл.Как же она удивилась, когда выяснилось, что серый налет очень быстро сходит.Буквально через пять минут подстаканник сверкал так, что Аня зажмурилась.Оказалось, что он не однородно-серебристый – в центре узора, сотканного изпереплетенных между собой листьев, имеется цветок из желтого металла. Это былоочень красиво!

Аня перевернула подстаканник, чтобы протереть его дно, и судивлением обнаружила на нем буквы «Апексимов» и цифры «1846» и «98». Неужели1846 – это год изготовления? Тогда что такое 98? Проба? Но Аня только знала 985для серебра и 585 для золота. Однако до революции драгметаллы могли клеймитьпо-другому, так что все может быть…

Отставив подстаканник в сторону, Аня распахнула дверкишкафчика и начала вытаскивать из него все имеющиеся там столовые приборы. Так,ложки, вилки явно копеечные. На сахарнице даже цена стоит «3-50». А небольшаявазочка из бронзы, наполненная лимонной карамелью, на вид дешевка-дешевкой, нона донышке выбит замысловатый иероглиф – не исключено, что вещь дорогая. Ее онаотставила в сторону… Так, что там еще? О! Какая милая солоночка. Правда,грязная (создавалось впечатление, что ее специально заляпали жиром), нооригинальная: сделана в форме яичка, стоящего на подставке. Аня повертеласолонку в руках, приблизила вплотную к глазам и не поверила им, когда прочиталана донышке – Фаберже. Фаберже! Вот это да! Аня, конечно, не была знатокомантиквариата, но фамилию известного француза она слышала не раз…

Аню охватило какое-то лихорадочное волнение. Что ей теперьделать с этим богатством? Пользоваться такими дорогими вещами она не сможет изстраха их попортить. Может, отчистить и поставить на видное место, пусть людилюбуются?.. Э, нет, люди полюбуются да, чего доброго, сопрут…

Что же тогда с ними сделать?

– Продать! – неожиданно решила Аня. – А навырученные деньги купить занавески и палас. Или на палас не хватит? Или хватитеще и на диван?

Боже, она совсем не ориентировалась в ценах на антиквариат…Впрочем, на диваны тоже. Она знала только, сколько стоят элементарные продуктыпитания и проезд в метро.

Надо все выяснить! Немедленно! Аня резко сорвалась с места,схватила полиэтиленовую сумку, висящую на ручке двери, сгребла в нееподстаканники, солонку и конфетницу, бросилась было вон из кухни, нозатормозила у самого порога. Что же она делает, хулиганка? Ведь она еще невладеет ни квартирой, ни мебелью, ни чашками-плошками… Все это пока не ее! Аона уже распоряжается… Нахалка! Вот отсудят у нее все это добро злющие бабусинывнуки, что она тогда будет говорить? Простите-извините, но подстаканнички язагнала, не обессудьте…

Аня тяжело опустилась на стул, не зная, что делать. Так бы ипросидела до вечера, если бы в дверь не позвонили.

– Кто там? – крикнула Аня через всю квартиру. Онабыла уверена, что это соседи-алкаши пришли побираться, потому что к ней в гостизайти было некому.

– Откройте, милиция, – раздался в ответ грозныйголос следователя Стаса, его бас ни с чьим не спутаешь.

Аня побежала открывать. Поколдовав над четырьмя замками, онараспахнула дверь. На пороге, как она и предполагала, стоял Стас, усы его, как умультяшного Бармалея, торчали, брови были нахмурена, а взгляд не предвещалничего хорошего.

– Можно? – хмуро спросил он и, не дождавшисьразрешения, шагнул в прихожую.

– Входите, – нервно сглотнув, проговорила Аня.

– Въехала уже? А не рановато?

– Мне адвокат сказал, что можно…

– Ну раз адвокат сказал, тогда конечно… – Стасозабоченно осмотрелся. – Куда пройти можно?

– В кухню. Я как раз чай пить собралась, будете?

– Давай, – кивнул он и, не разуваясь, прошлепал вкухню.

– Только у меня одна карамель. Лимонная. – Аняткнула пальцем в горку конфет, вываленных из вазочки прямо на стол. –Хотите?

– Хочу, – буркнул он, усаживаясь на табурет.

Аня начала суетиться у плитки, а Стас, подперев худую щекукулаком, задумчиво протянул:

– Значит, ты теперь у нас богатая невеста…

– Что? – испуганно пискнула Аня, чуть не выронивиз рук заварной чайник.

– Богатая ты теперь, говорю, невеста. С квартирой, ссадом…

– И кирпичным сараем, – машинально добавила она.

– Обалдеть!

– Вы издеваетесь надо мной?

– Завидую! Я вот сорок лет на свете живу, пятнадцатьлет в милиции, скольким людям за время службы помог, а хоть бы одна сволочьотблагодарила… Нет, взятки, конечно, предлагают, но чтоб от чистого сердца…

Он замолчал, нервно барабаня пальцами по столу, и этомолчание пугало даже больше, чем его издевательские речи.

– Вы пришли меня арестовывать? – сиплым от испугаголосом произнесла Аня.

– Чего? – обалдел он.

– Вы хотите обвинить меня в убийстве… Все думают, чтоэто я…

– Кто все?

– Все, – выдохнула Аня и разрыдалась.

– Вот дурочка! – выругался Стас, доставая изкармана мятый, попахивающий бензином платок и протягивая ей. – Вытрись!Вытрись, говорю, и перестань реветь… Никто тебя не подозревает, ясно?

Аня перестала всхлипывать, утерла нос платком, подняла наСтаса влажные глаза и медленно кивнула.

– То-то, – проворчал он. – А то разревелась…У тебя ж алиби, соображать надо…

– А может, вы думаете, что я того… наняла кого-нибудь…

– Наняла! – передразнил он. – Да кого тынаймешь?! У тебя ни денег, ни знакомых, проверили уже…

– А зачем же вы пришли?

– Так просто. Проведать.

– М-м-м, – удивленно промычала Аня, что прозвучалоне очень красиво, поэтому она решила больше не мычать, а завести светскийразговор. – И как следствие, продвигается?

– Хреново продвигается… – Он недовольно пошевелилусами. – Улик нет, свидетелей нет, а подозреваемые та-а-а-акие люди, что кним на сраной козе не подъедешь… Это ж надо! Семейка подобралась! Мафик,депутатша, поп-звезда и олигархова подстилка… И как с такими разговаривать?

– То есть подозреваемых четверо?

– Пятеро. Есть еще братец, Сергей Георгиевич Отрадов,темная лошадка, мать его… Ты его, наверное, видела. Старикашечка такой взаношенном полупердяйчике, неимущий пенсионер, ядрена вошь… А сам имеет вСветлогорске (это под Калининградом) виллу, в столице у него бизнес, капиталыза границей, а налоги не платит ни тут, ни там… Как выяснилось, большой зуб насестренку имел, но предъявляет железное алиби на момент убийства. Толькосдается мне, крутит что-то… – Стас поерзал на табурете. – Я вот ведьчто пришел… Ты всех их видела, так?