— Конечно, Кукуй — ужасная глупость, — . вздохнулаподружка, — но что-то во всем этом есть. Я пока сформулировать не могу.Люди не просто так исчезли…

— Женя, здесь болота…

— Слышала, бабка сказала: на болоте вешки, детизапросто бегали, а теперь Вова Татарин плутает.

— Вова Татарин, с его привычкой пить с утра, можетплутать меж двух сосен.

— Конечно, я и сама так думаю, — не стала споритьЖенька, что в общем-то было странно. — Однако чувствую: что-то в этойдеревне происходит.

Нормальные люди, пусть и любители выпить, по ночам с кольямисидят.

— Они сами себя пугают.

— Ага. А еще этот Иван Иванович. Не мешало бы с нимпознакомиться.

Историк и фольклорист. Не оттуда ли уши растут.

— Хорошо, — пожала я плечами. — Давайпознакомимся с этим типом. Хотя лично я поговорила бы с участковым.

— К участковому тоже заглянем. Мне кажется, что стоитзадержаться здесь на пару деньков.

Предложение не показалось мне особенно заманчивым. Я понятияне имела, что мы будем здесь делать столько времени, но у подружки было такоевыражение лица, что возражать я не стала.

Что-то Женьку беспокоило. Если честно, и меня тоже. Янемного покопалась в себе и пришла к выводу: мучает меня ночная собака. Хотя скакой стати? Но мучает. Не она, конечно, а то, что Женька права: взяться ей вобщем-то неоткуда, карту я изучила тщательно, выходило, либо живность шла черезболота, что, с моей точки зрения, маловероятно, либо сделала гигантский крюк.

Интересно, зачем ей это понадобилось? «Анфиса, прекратиломать голову над всякой чепухой», — сказала я себе, но это неподействовало. Подозреваю, то же самое происходило с Женькой, вид у нее былнесчастный, и у меня, наверное, не лучше. В общем, я согласно кивнула, все равнодомой торопиться не стоило, кто меня там ждет? А если ждет, пусть немногопомучается, ему полезно… Я вдруг заскучала и почувствовала желание зареветь.Чтоб избавиться от нахлынувших эмоций, я попросила:

— Расскажи мне про Холмогорского.

— Про убийство? — подняла брови Женька и широкоулыбнулась. Меня это разозлило.

— Чего ты лыбишься?

— Да брось ты, Анфиса, — сморщила она нос. —Я понимаю, это профессиональное, ты же автор-детективщик, убийство — твой хлеб.Но рассказывать особо нечего. Холмогорский был неплохим художником, книгиписал, в основном автобиографические, детство его прошло в этих местах. Когдаему было чуть больше двадцати, он оказался за границей и решил там остаться.Как ни странно, за границей он преуспел, но не на художественной ниве, а насугубо коммерческой, и, как часто случается с русским человеком, чем большебогател, тем ему больше хотелось смысла жизни. Сколотив весьма солидноесостояние, он в преклонных летах вернулся на родину. Жена у него к тому времениумерла, детей не было. Сам себе хозяин, оттого и затеял создать здесь музейсвоего имени, дворянскую усадьбу, каковая действительно имела место быть, но кмоменту появления здесь Холмогорского выглядела крайне плачевно. Десять летназад в усадьбе был дом инвалидов или дурдом, как говорят местные, но даже ихперевезли куда-то из-за ветхости помещений. У Холмогорского с властяминаметилось полное взаимопонимание. Старинный дом он отремонтировал, паркрасчистил, пруд углубил, мосты через него возвел заново. В общем стало не хуже,чем в Михайловском. Этим Холмогорский всегда гордился. Но не толькоотреставрированной усадьбой он надумал порадовать земляков. Сам художник, онвсю жизнь коллекционировал картины. В основном русских мастеров. Особыхшедевров в его коллекции, сказать справедливости ради, не было, но именаизвестные и коллекция серьезная, практически весь русский девятнадцатый векпредставлен. Особенно интересны были усадебные портреты из имения Салтыковых.Кое-что чудом сохранилось в запаснике музея. Постоянно бывая в музее, Холмогорскийнашел там свое счастье, то есть женился на женщине, которая уже двадцать пятьлет работала в музее искусствоведом. Она ему очень помогала. Открытие музеядействительно обещало стать событием не только в культурной жизни области.Чтобы разместить все задуманные экспозиции, срочно отреставрировали бывшиеконюшни и ряд подсобных помещений. Работа шла без перерыва, и жизнь там билаключом. Три года назад, на октябрьские праздники, рабочие разъехались, супругаХолмогорского находилась в Москве по делам, а он остался в доме в обществесторожа, тоже весьма почтенного старца. Ничто, как говорится, не предвещалобеды. Дом хоть и недалеко от села, но стоит на отшибе, к тому же окруженпарком. Короче, никто ничего не слышал и не видел, пока утром кто-то не обратилвнимание, что в усадьбе горит свет.

Кинулись туда всем селом и нашли Холмогорского в егокабинете с проломленным черепом возле открытого сейфа. Вскоре обнаружили и трупсторожа в саду, под кустами. Должно быть, старик что-то услышал ночью и вышелпроверить. — В доме были ценности? — спросила я. — Я не картиныимею в виду…

— Были, — кивнула Женька. — Реставрация делодорогое, хозяин расплачивался наличкой, а хранил ее в сейфе. Сколько там было,точно неизвестно, но по прикидкам никак не меньше двухсот тысячдолларов. — Я присвистнула, а Женька кивнула. — Вот-вот. Сейф хозяиноткрыл сам, должно быть, под угрозой смерти. Вместе с деньгами исчезлидвенадцать наиболее ценных картин, холсты просто вырезали из рам.

— И что, в доме не было сигнализации?

— Не было. Ни сигнализации, ни охраны, собаки и той небыло. Только сторож. Правда, на окнах решетки и дверь внушительного вида… Делов том, что места здесь глухие, все люди на виду, никто не ждал такого поворотасобытий.

Все дороги в районе были немедленно перекрыты, Холмогорскогоздесь любили и уважали, схватить убийцу стало делом чести. Как он или они ушли,уму непостижимо. В обход нельзя — кругом болота, да и операцию по поимкепреступников проводили не для отмазки. Работали собаки, след потеряли возлешоссе, которое, кстати, вело в Липатове. И все. Преступники как в воду канули.

Украденные картины, кажется, до сих пор нигде не всплыли,хотя это ни о чем не говорит. А доллары и вовсе не проследишь.

— И что, никаких следов? — не поверила я.

— Никаких.

— Так не бывает. Прежде всего, убийцы были хорошоосведомлены о том, что хозяин в доме один, да и о том, что в сейфе доллары,должны были знать наверняка.